Как я намного позже узнал, это слова песни из какого-то доисторического фильма, а тогда думал, просто поговорка. И просиял.

– А что такое пули? – с энтузиазмом подключилась к разговору крутившаяся рядом Ритка.

И вот как раз тут мы с Алексом глянули друг на друга и прыснули со смеху. Значит, мне было семь, ему – девять. И я мучался от рвущегося наружу хохота ещё и половину следующего урока, прячась за спину Краснопёрова. Стоило только успокоиться – часы снова привлекали внимание, а в мыслях раздавалось: «Свистят?» Ритка ткнула мне пальцем промеж рёбер, обернулся – свирепо округлила глаза, призывая к спокойствию.

– Свистят… – шёпотом проинформировал её я.

Через пару минут нас отправили в комнату релаксации вдвоём – избавляться от «эмоционального перенапряжения». Там я ухитрился лишить работоспособности успокоительный фонтан…

С самой же Ритой всё было ещё проще. Мне было пять – как раз вручили несчастные часы и отправили учиться в пансион, где я неделю присматривался к другим детям, с которыми предстояло иметь дело в ближайшие двенадцать лет: коллективный разум всего мира тогда очень некстати пришёл к выводу, что обучение обязательно должно быть очным. Иначе вырастают такие, как я, ага. Но в этой теории где-то ошибка… Очень хотелось обосноваться на последней парте и как-нибудь обойтись без необходимости вступать в любые контакты. Но взрослые настойчиво убеждали, что подружиться с кем-то – просто обязательно.

В выборе я не сомневался. Больше всего, конечно, впечатлили две светло-русые косы с мою тогдашнюю руку толщиной, каждая из которых пониже лопаток была перехвачена заколкой с крупными красными горошинками на белом фоне. Подошёл, намертво упёрся взглядом в свои ботинки и сообщил:

– Ты – самая красивая девочка в классе.

– Ну… да! – согласилась она. – Это все говорят!

– Давай дружить!

Кокетливо посмотрела вбок.

– Я могу перенастроить рободинозавров, чтобы они смешно пели! – рыпнулся сразу с козырей.

Перенастроить – конечно, громко сказано. Я случайно обнаружил, как именно надо сломать рободинозавра, чтобы петь он мог, а чёткость дикции утратил.

– О… – трогательно распахнула ресницы и притихла.

И в ту самую секунду произошло необратимое: обнаружилось, что я могу не только настроить динозавра, но и, к примеру, сейчас же выпрыгнуть из окна. Ну, если это окажется достаточно впечатляющим… А потом ещё и оказалось, что подобный переход от самовлюблённости до восторга моей крутостью она будет способна проделывать всегда. Несмотря на провалы героя. И последствия провалов, из которых будет меня зачастую вытаскивать сама… Почти все взрослые удивились, почему в таком возрасте я подружился именно с девочкой, а вот мой отец – как раз нет. А позже, хотя это уже было немного нелепо, он и ей часы подарил. И она их тоже бережёт… как память.

Лея резко толкает в плечо, указывая на карту: агент расы двадцать шесть здесь, прямо под нами, в каком-то проулке или даже тупике, по обе стороны которого высятся диковатого вида здания непонятного назначения. Он неподвижен.

Зависаю сверху, не снижаясь.

– Мы на самом деле не знаем, что будет, если ты сейчас попробуешь войти в Мираж, – сообщает Лея, сдвинувшись на край сиденья. – Но ментальный контакт некоторое время можно поддерживать на расстоянии. Скорее всего, у тебя получится вытащить меня даже без помощи папы.

И дотрагивается до моей ладони – снова начинаю воспринимать действительность наполовину мирабилианскими мозгами.

А уже через секунду наблюдаю на экране, как непонятная сила уничтожает дрон, прилетевший на смену первому разрушенному.

А ещё через мгновение звонит Том:

– Я буду через восемь минут.

И обрывает контакт, не дав никаких указаний и не сделав никаких предупреждений. Отнимаю руку – связь с Леей не теряется, хотя и становится менее ясной – и плавно опускаю кар на мостовую. Мираж по-прежнему неподвижен.

– У тебя получится, – кивает она, распахивая люк.

– Деваться некуда, иначе Том меня убьёт.

«Тебя – не убьёт».

Неожиданно зажмуриваюсь, чтобы не видеть дальнейших событий… Самому себе можно сказать прямо: ненавижу. Нет ничего хуже этого – позволить кому-то или чему-то чужеродному иметь над тобой власть.

Разлепляю глаза – Миража нигде не видно. Трачу почти полторы минуты на перемещение Леи обратно в кар. Жара начинает спадать: приближается вечер. Но всё равно прекрасной погодой условия не назовёшь. Юбка ещё двух- или трёхслойная, как её ловчее ухватить… Да и весит мирабилианка раза в два больше Риты, так что я совсем не похож на рыцаря, подхватившего изящную даму, – скорее на штангиста, старающегося нужное время удержать взятый вес. Пальцы дрожат ещё и от волны смеха, поднимающейся из глубины… Конечно, можно расценить иначе, но, считаю, это верный признак того, что психическое здоровье всё ещё не пошатнулось.

Через несколько секунд она находит в Мираже пропавшего ребёнка – во всяком случае, так откликается у меня в мозгу.

«Лея», – осторожно прикасаюсь к её запястьям: не очень понял науку, но нельзя физически пробуждать из такого состояния (никого, кроме Тома) прежде, чем передашь ему нечто вроде ментального образа окружающего мира. А сейчас мы должны как-то включить в эту схему абсолютно постороннего и обескураживающе несовершеннолетнего аборигена…

«Да, я помню, я…»

«Возвращай его сюда».

«Да… попробуй нас вытянуть».

Хм… не вспомню всего, но Том проворачивал это как-то очень быстро… Не могу объяснить смысла своих действий… Вроде бы, как меня пытались впопыхах научить, сосредоточиваюсь на обстановке вокруг, не забывая про Лею и вижу через неё того мальчишку – не то чтобы сильно напуганного, кстати, вопреки ожиданиям. Хотя это же не какой-нибудь там землянин – он с рождения дышит сюрреализмом…

«Сработало».

Переключаю внимание на планшет – расшифровывать местные пиктограммы для меня сейчас не составляет труда. Да. Сработало.

«Лея, вернись в кар».

Успеваю до дрожи испугаться, что она решит остаться там, заодно забыв о связи и передав весь шквал эмоций напрямую обратно, не умея фильтровать поток.

«Разбуди меня».

Сжимаю запястье и трясу за плечо одновременно. Приходит в чувство и допытывается:

– Я правда такая тяжёлая?

– Только на Мирабилисе, – глупо пытаюсь отвертеться: сила тяжести на всех планетах, изначально населённых гуманоидами, а не колонизированных, крайне близка к земной, никто так и не понял почему… ну, точнее, очевидно, связь здесь обратная.

Даже на Ёжике почему-то близка, но он в этом смысле уникален. Мне ещё повезло, что не заслали на какой-нибудь астероид в коробку с искусственной гравитацией.