Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В паре метров от нас паркуется такси. Выскочивший оттуда Том стремительно выхватывает бластер и фотогенично целится в небо. Автоматически проследив взглядом траекторию выстрела, обнаруживаю устрашающего вида птицу с сизым оперением, по очертаниям похожую на орла, только раза в полтора крупнее, с массивной головой и клювом. Рефлекторно дёрнув шеей, она кувырком обрушивается на крышу ближайшего здания. Том запрыгивает в кар, отбирает у меня свой планшет и, пролистав данные, поднимает аппарат в воздух.
Как можно спокойнее начинаю:
– Всё-таки хочу пойти поговорить с ним. Я смогу выбить его из колеи!
Ожидая отпора и подготовившись к противостоянию, как по инерции проваливаюсь с размаху в пустоту – отсутствие сопротивления:
– Да. Летим за ним. А Лея будет сидеть в каре и не открывать никому дверь, пока всё не закончится!
– Папа!
– Ш-ш-ш!
Она определённо испытывает обиду и… облегчение одновременно. Только сейчас до меня доходит, что мирабилианцы так и живут – в поле эмоций друг друга, просвечивающих через остаточный контакт, который они поленились или не посчитали нужным закрыть…
– Зачем ты подстрелил того… воробья?
– Они охотятся на… разных домашних животных, иногда пытаются нападать на детей. Не волнуйся, вид не вымирающий, ими кишит вся планета.
– Вы что, не можете не пускать птиц в города?
– В прошлые века было никак не отвадить. Сейчас можем создать щит, но… мы к ним привыкли. А вот совершенная безопасность – это страшно…
– Да уж… у вас тут и ходячий рассадник психоделии неизвестного происхождения, и гигантские хищные птицы рассекают с яростными глазищами, – от моего хохота Том, последнее время непривычно напряжённый, заметно расслабляется.
– Видел, как он смотрит, да? – совершает торможение в воздухе. – Приехали. Давай руку.
Замираю, оценивая пейзаж внизу: концертная площадка или маленький стадион…
– Расхотел?
– Нет. Просто… А Лея…
– Лея закрыла связь. Всё остальное тебе мерещится.
– Откуда ты…
– Подростки страдают этим, когда… только учатся… Опасная вещь на самом деле. Потом покажу все тонкости. Пока просто буду сообщать, когда ухожу, – поймёшь, как выглядит такой момент. Смотри, – он врывается в мой мозг вихрем запутанных сообщений, что-то вроде «нам нужно очень торопиться, но я быстро покажу», а потом отключается, предупредив, но продолжает смотреть пристально и усмехается – вот же… явно чувствую, как он иронизирует над выражением моего лица. – Это – твои домыслы.
– Откуда ты знаешь что?
– Неважно ведь что, даже если совпадает с моими мыслями! У нас мало времени. Давай! Там уже похолодало – двадцать семь градусов по вашему этому… К вечеру всегда лучше, да и лето скоро кончится.
Пока иду по упругому покрытию непонятного сооружения к Миражу, распластавшемуся в позе морской звезды у самого края площадки, похожей на поле для какой-то спортивной игры, вынужден выслушивать:
«Я не смеялся над тобой, и никогда не смеюсь… А это, к слову, средневековый амфитеатр, мы его немного переосмыслили в архитектурном плане – и иногда здесь устраивают детские танцевальные фестивали».
Действует на нервы: старается успокоить, отвлекая от цели.
«Ваня, просто сделай то же, что и тогда…»
Какая всё-таки несуразица… Амфитеатр, орлы, мысленные разговоры… Хорошо хоть температура упала и я хотя бы не поджарюсь.
«Том, а вообще… ты мирабилианец? Эта планета на самом деле существует?»
«Ох, опять завёлся… Что толку от твоих вопросов? Если копнуть глубже, я не имею понятия, Ваня, существует эта планета или нет! Но ты – определённо существуешь, в моём представлении… И я рассчитываю, ты не перестанешь в обозримом будущем… Ясно?»
«Ладно-ладно, – мой жгучий стыд за этот разговор наверняка уже явился Тому во всей красе, – хватит, я сам ввязался».
Мираж тоже начинает раздражать… Разлёгся и не собирается проявлять учтивость. Но надо как-то приступать к делу:
– Просто хочу понять, чем вы заняты. Я землянин – значит, любопытный. В прошлый раз мы оказались в неприятной истории. Мирабилианцы утверждают, её сотворил я сам, но есть некоторые сомнения. Зачем вы это делаете?
Опасно стараться быть вежливым, когда тебя разрывает изнутри.
– Вы желаете снова увидеть, – не меняет положения, только слегка выворачивается навстречу.
– Нет. Я желаю понять! – в сердцах восклицаю я громче.
– Вы желаете понять.
«Ваня! Ёлки-палки! Прерви его!»
– Нет! То есть… Я не желаю… Твою ж… Кто ты такой? Я хочу знать, кто ты такой и зачем всё это!
Блядь.
– Вы хотите увидеть, вы хотите знать… – нараспев тянет бесчеловечная оболочка, неотвратимо поднимаясь на ноги.
«Ваня, ты помнишь обо мне? Мы здесь с Леей. Помнишь птицу страшную? Попробуй сосредоточиться. Представь, что тебя окружало»
Оценил твои старания, Том, но сейчас меня окружает кое-что совсем иное. Проще всего будет сказать, что совсем ничего. Мне не привыкать. Очень весело. Конец всему.
«Просто помни обо мне. Какого цвета у меня глаза?»
«У тебя серые глаза, Том, эту подставу я никогда не забуду, но, тут такое дело… Абсолютно всё не имеет смысла. Но раз уж ты настаиваешь. Да, я тебя помню… Забыть сложновато».
«И как тебя угораздило… Помнишь, как учил меня играть в шахматы?»
«Всё-таки… кто ты на самом деле?»
«Пожалуй что дурак дураком… но с высоким числом решений, имеющих благоприятные отдалённые последствия…»
«Некоторые из них при этом могут вовсе и не…»
«Просто иногда… Как я выгляжу, Ваня?»
«Как суперзвезда, от которой сходят с ума толпы подростков».
«Ха-ха, верно».
«Серёжки нацепил ещё и побрякушки всякие… И… ты действительно так выглядишь?»
«Само собой да! Выдумаешь тоже! Что я сказал тебе, когда мы ехали сюда из космопорта?»
«Рассказал о Совете, о Лее…»
«Что ты подарил мне на Ёжике?»
«Господи, Том! Я ничего не забыл, успокойся!»
«Хорошо. Открой глаза».
«Они разве… Чёрт».
***
Растрёпанные патлы мирабилианского парламентария лубочно вызолочены полуденным солнцем.
– Ну? – подбадривает он лирической улыбкой. – Где мы?
– Уф… О… Ёлки, это же моя квартира… Мы на Земле.
Лежу на полу в гостиной, а Том взгромоздился на журнальный столик. Собственные привычки удивительно раздражают в исполнении кого-то другого…