Ривер. – Но обещать не могу. Там не все так солнечно, детектив, как может показаться. Хотя и лучше, чем здесь.

Гарри вышел из заведения Картрайта через час. На руке у него был тот самый браслет, а голова пухла от сведений, что настоятельно советовал ему запомнить Ривер. Впрочем, инструкции тоже были загружены в то самое устройство. Осталось понять, как действовать дальше и с чего именно начать изучение, как сказал тот же Ривер, лучшего города в этой и смежных вселенных.

Телефон зазвонил, когда Гарри уже собирался поймать такси. В трубке обнаружился знакомый голос.

– Гарри Ангел? Хорошего дня! Это Тейлор. Да, тот самый торговец. У меня для вас есть новости. Пробовал дозвониться до вас еще вчера, но вы были вне зоны доступа. Она опять появилась. Фамилию, правда, не назвала. И имя сменила. Теперь ее зовут Констанция. Притащила целую коробку этих чашечек. Полсотни штук. Я хотел было связаться с вами, выставил, конечно, на витрину. Но пока одно, потом другое… Короче, мой помощник все распродал. Налетели подростки. Или просто молодые люди. Расхватали. Извините.

– Адрес, телефон? – процедил сквозь зубы Гарри. – Хоть что-то!

– Ничего, – вздохнул продавец. – Собственно, я пришел, когда мой парень уже пересчитывал товар. Я лишь рассмотрел ее и поблагодарил. И знаете что… Не поверите. У меня очень хорошая зрительная память. Мне показалось, что это она и была.

– Кто? – спросил Гарри.

– Эпифани Праудфут, – ответил продавец. – Правда, она изрядно помолодела. Лет на сорок. Или это была ее дочь. Приезжайте, я сохранил для вас запись с видеокамеры.

Глава шестнадцатая. Пляж

Океан Логос накатывал на белый пляж Сайфер-Сити ровными прозрачными волнами. Поодаль, примерно в миле, он вздымал их горбами, но рельеф морского дна был устроен таким образом, что вся эта мощь не достигала берега. Так что серфингистам приходилось изрядно отплывать от него и уже там отдаваться стихии. Еще дальше начинались настоящие глубины, купаться в которых не рекомендовалось. Океан скрывал в своих безднах жутких тварей. Кстати, надо бы полюбопытствовать, практиковал ли кто-то выход из виртуальности, повторяя судьбу ветхозаветного Ионы.

Когда Мэг еще только начинала изучать вселенную виртуальности, наличие в океане монстров вводило ее в ступор – зачем в Логосе хищники, тем более такие ужасные? Но лучше всех ей ответил Жубер в одной из праздных бесед, во время которых ей не приходилось оплачивать каждое его слово.

– И что вы предлагаете? Вовсе обойтись без хищников? А что будет с тушами умерших животных? Что с ними делать? Расцифровывать? Ценность Логоса в том, что в нем ничего нельзя сделать по щелчку пальцев.

– Ну, не знаю… – растерялась тогда Мэг. – Пусть животные не умирают…

– Там, где нет смерти, нет и жизни, – веско изрек Жубер. – Луис Сайфер создавал жизнь, а не иллюстрацию жизни. А смысл жизни – в развитии, росте, возрождении. Кроме всего прочего, у нее свои законы. Если вы выпустите на каком-нибудь достаточно большом острове с бедной фауной тех же кур и забудете об этом клочке земли на несколько миллионов лет, то, вернувшись, будете изрядно удивлены. С очень большой вероятностью куры изменятся до неузнаваемости. Да, некоторые останутся курами. Другие вспомнят, как летать. А какие-то станут хищниками. Увеличатся в размерах и будут жить, потребляя в пищу бывших родственников.

– Или же все они сразу полностью уничтожат растительность и передохнут, – предположила Мэг.

– Не исключено, – согласился Жубер. – На короткой дистанции даже весьма вероятно. Впрочем, я же говорил о большом острове. А Логос – это не просто остров. Это планета. Те твари, что таятся в ее глубинах, появились бы здесь все равно. Но однажды они изменятся. Обратятся, возможно, в привычных вам китов, дельфинов, акул. Или во что-то неведомое.

– Вот вы это и увидите, – рассмеялась Мэг. – Век человека короток.

– Не зарекайтесь… – почему-то задумался тогда Жубер. – Если все будет продолжаться так, как идет, то рано или поздно и НПС узнают, что такое старость.

– Будут запрограммированы на увядание и разрушение? – не поняла Мэг.

– Нет, – покачал головой Жубер. – Будут предоставлены сами себе. Получат подлинную материальность и с лихвой расплатятся за нее. Как те страшные твари в глубинах. Уж поверьте, те, кого вы считаете программами, еще и детей рожать начнут.

– Это было бы любопытно, – усмехнулась Мэг. – Правда, тогда сразу же следует позаботиться и о потустороннем мире. Надо же будет куда-то деваться теням усопших НПС?

– Луис все предвидит, – проговорил тогда Жубер, и Мэг вдруг показалось, что он смотрит сквозь нее, пронзает взглядом.

Пожалуй, она заплатила бы за то, чтобы поговорить с Жубером еще раз. И чтобы он не исчезал от ее вопросов. И уж на собственной планете точно обошлась бы без ужасных тварей.

Мэг зачерпнула пригоршню белого песка, пригляделась к идеальным шестигранным песчинкам. Да, среди них уже начали попадаться обычные. Однажды обычными станут все. А одну из шуток по этому поводу Мэг даже включила в свою первую книгу – если однажды шестигранные песчинки найдутся на Земле, к ее истории возникнут большие вопросы.

Очередная волна пробежала по песку чуть настойчивее и коснулась ног Мэг. Она потянулась к сумке и достала из нее обоих медвежат. Того, что ей подарил Омар, она перевязала ленточкой. Но когда она вернется домой, выйдет из Логоса, у нее останется только один из двух…

Разговор с Омаром ей ничего не дал. Или нет. Он дал ей многое. Одарил ощущением. Да, она осмелилась попросить его позволить ей подержаться за его руку. Держала минут пять, не находя отличий от прикосновения к обычной человеческой руке. Омар смотрел на нее с доброй усмешкой, а потом покосился на камеру, снова помахал туда свободной рукой и спросил Мэг, может ли она показаться ему в том виде, в котором существует большую часть жизни. И добавил почему-то, что это важно. Она попыталась отшутиться: мол, а что в таком случае ей покажет он? И Омар ответил, что раньше он сказал бы, что предъявит строчки программного кода, но теперь не уверен, потому как речь может идти уже о чем-то большем.

Мэг готова была попросить его охарактеризовать это «большее», но посмотрела в глаза Омара и осеклась… Сказала, что, какую бы личину ни натянула на себя, все равно остается сама собой. И что, если человек выбирает себе имя будучи взрослым, это имя прирастает к нему. И прежнее уже никого не волнует. Почему же человек не может выбирать себе внешность? А что, если она чувствует себя так, как выглядит?

Омар молчал.