— Падшая женщина, — нежно бросил он, выходя из машины и захлопывая дверцу. — Буду ждать твой звонок.

Старый институтский товарищ Есехина Юрий Дзюба, дослужившийся до должности директора небольшого опытно-конструкторского завода, назначил встречу в конце дня, когда он уже разгребал все самые неотложные начальственные дела и можно было спокойно поговорить.

Есехин и Дзюба пять лет проучились в одной группе в Плехановке и неплохо относились друг к другу, хотя в общем-то никогда не были большими друзьями. Они и не могли ими стать, так как их окружение, интересы, отношение к жизни очень разнились.

Дзюба поступил в институт уже после службы в армии и был лет на пять старше большинства своих однокурсников. Для молодых людей такая разница в возрасте всегда очень существенна, поэтому в группе на Юрия смотрели, особенно на первых курсах, как на старика. Его сразу же избрали старостой, коим он оставался все годы учебы.

К тому же Дзюба приехал в Москву из деревни, ему с трудом давались многие науки, и он буквально на зубах, за счет своей неимоверной усидчивости переходил с курса на курс, проводя все свободное время в библиотеке. Его же более молодые товарищи, в том числе и Дмитрий, легко, играючись расправлялись с зачетами и экзаменами, пропадая на танцплощадках, в пивнушках. Но это вовсе не вызывало у Юрия раздражения, неприязни или зависти. Наоборот, Дзюба относился к учившимся с ним мальчишкам с плохо скрытым восхищением, словно был старшим братом этих талантливых босяков. И как староста группы неоднократно покрывал их прогулы и другие проделки.

После окончания института Дмитрий остался в аспирантуре, а Юрий пошел работать на тот самый опытно-конструкторский завод, который со временем и возглавил. Для этого Дзюба обладал всеми необходимыми качествами: он не хватал звезд с неба, но, как добрая рабочая лошадь, мог без видимого усилия везти тяжелый воз, не обращая внимания, что туда подкладывают все новые и новые мешки с песком.

Последний раз они виделись лет пять назад на встрече их группы, состоявшейся в связи с десятилетием окончания института. Как человек занятой и совсем не сентиментальный, Есехин на это мероприятие, скорее всего, не пошел бы, если бы ему не позвонил Дзюба. Тот не выпускал однокашников из поля зрения и, естественно, принимал в организации вечеринки самое непосредственное участие. Одним словом, он по-прежнему оставался старостой группы. Поэтому, когда сегодня утром Дмитрий связался с ним и сказал, что хотел бы срочно увидеться и переговорить, Юрий тут же согласился, только попросил приехать в конце рабочего дня.

Завод Дзюбы находился на Пресне, в районе Ваганьковского кладбища. До начала реформ в России это небольшое предприятие выпускало какую-то военную продукцию, что гарантировало максимальную загрузку, высокие зарплаты сотрудникам. Но теперь государственных заказов не было, и оно с трудом пыталось выжить самостоятельно, осваивая производство нехитрого ширпотреба и сдавая с размахом построенные складские помещения и целые этажи в здании заводоуправления.

Дзюба, очевидно, предупредил о приезде Есехина своего секретаря — женщину неопределенного возраста в кошмарной вязаной кофте, — так как она сразу же, без доклада, пригласила Дмитрия к начальнику. И как только хозяин кабинета увидел, кто к нему явился, он встал из-за стола и пошел навстречу.

Несмотря на небольшой рост, Дзюба выглядел очень внушительно: квадратные плечи, широкоскулое лицо с жестким, только-только начинающим седеть ежиком на голове. Но в то же время в его облике было что-то добродушное, простоватое, бесхитростное. Двадцать прожитых в Москве лет так и не сделали из провинциала столичного жителя.

Дзюба крепко пожал Есехину руку, а потом еще и обнял за плечи, обдав густым табачным запахом.

— Садись, — указал Юрий на одно из двух кресел у своего стола, а сам сел напротив. Он несколько секунд с откровенной доброжелательностью рассматривал гостя. — Ты совсем не изменился. Когда мы виделись в последний раз?

— Пять лет назад. На вечере… в институте.

— Да-да, пять лет… — теперь уже с грустной улыбкой покивал Дзюба. — Как твоя семья?

— Нормально.

— Как Ольга?

— Работает… в одной строительной компании. Начальник юридического отдела. Хорошая зарплата, хорошее руководство… А как твои?

— Спасибо, грех жаловаться. Вот только старший сын уже сделал меня дедушкой.

— Поздравляю, — искренне порадовался за институтского товарища Есехин.

— А-а-а! Мальчишка! — махнул тот рукой. — Ему бы погулять еще немного. Ну да ладно. Расскажи лучше, чем сейчас занимаешься. Я слышал, что ты организовал какую-то финансовую компанию. Купля-продажа акций, верно?

— Недавно мне пришлось ее закрыть.

— Да что ты говоришь! — сочувственно ахнул Дзюба. — Это все последствия кризиса на фондовом рынке?

— Чего же еще…

— Я всегда с большим опасением относился к спекуляциям ценными бумагами.

Для человека с финансовым образованием такое заявление было довольно необычным. Деревенская закваска все равно требовала твердой опоры под ногами.

— Ты всегда отличался здравым смыслом, — сказал Дмитрий.

— Иронизируешь?

Есехин вздохнул.

— В моем положении ирония на эту тему неуместна.

— Потерял много?

— Прилично.

Было видно, что Дзюба переживает так, словно сам лишился крупной суммы. Он подумал и спросил:

— Может быть, по рюмке водки?

— Нет, спасибо, я за рулем, — категорически отверг Есехин это предложение. — Лучше чашку чаю.

Дзюба встал и по селектору отдал распоряжение секретарю.

— И что ты собираешься делать сейчас? — поинтересовался он.

— Думаю организовать новую финансовую компанию.

— Есть ли смысл второй раз наступать на одни и те же грабли?! Хочешь что-то доказать самому себе… или кому-то еще?

Есехин узнал, что Бершадский и Прядко намерены продолжать тот бизнес, в котором он их натаскал, и доказать, что он лучший — теперь было для него принципиально важно. Но вслух Дмитрий сказал:

— Дело не в моем упрямстве… Я уже накопил кое-какой опыт работы на фондовом рынке. Не хочется все это бросать и начинать на новом месте.

— А вдруг опять влетишь?

— Нет! — категорично отверг такое предположение Дмитрий, при этом его взгляд стал рассеянным, погруженным в себя. — Я допустил всего одну ошибку, — и вдруг он засмеялся. — Я просто забросил все свои дела!

— Лямур?

Есехин не любил обсуждать свои личные проблемы с посторонними, но Дзюба был почти что старшим братом. К тому же за последние дни у Дмитрия так наболело.

— Сумасшедший роман, — подтвердил он, — когда забываешь обо всем. Я буквально свихнулся.