— Кто она?

— Теперь уже неважно…

— А Ольга знала?

— Догадывалась. И очень переживала… Но клянусь: теперь — все! Я твердо решил с этим покончить!

— Давно?

— Какая разница?! — рассердился Есехин. — Ну, дня два-три назад.

— Думаешь, у тебя получится? — с сомнением спросил Юрий.

— Уверен! Хватит, наигрался! Пора подумать о делах. И если освободить голову от всякой чепухи, то я смогу еще неплохо поработать на фондовом рынке. Ты же знаешь: главное здесь не упускать ни одной мелочи и обладать хорошей реакцией. Как у боксера.

— Опять инвестиции в ценные бумаги? Считаешь, что найдешь клиентов?

— Желающих вкладывать деньги в акции предприятий сейчас вряд ли можно найти, поэтому в основном буду работать с гособлигациями.

Тяжелый вздох Юрия показал, что он с большими сомнениями относится и к этому виду финансового бизнеса.

— Во всяком случае, сейчас на рынок гособлигаций бросились все, кому удалось хоть что-то спасти после кризиса, — стал оправдывать свои планы Есехин. — И это доходно: правительство устанавливает по своим ценным бумагам все более и более высокие процентные ставки.

— Как раз это и настораживает. Ты веришь, что российские власти выполнят свои обещания и отдадут деньги, да еще с такими процентами? — усмехнулся Дзюба.

— Честно говоря, нет. Поэтому я и не предлагаю тебе стать клиентом моей новой компании. Но на рынке государственных облигаций явный ажиотаж. Почему бы на этом не заработать?

— А зачем ты хотел встретиться со мной?

Дмитрий потер подбородок.

— Месяца два назад, в одной из газет — убей меня, не помню, в какой — я видел рекламное объявление о том, что твой завод сдает в аренду помещения. А мне как раз нужен новый офис. Хотя бы временный. Я сейчас начал интенсивные переговоры с потенциальными партнерами, клиентами, и мне нужно место, куда бы они могли позвонить, прислать факс, где в крайнем случае можно было бы встретиться и переговорить… Так вы давали объявление?

Юрий кивнул.

— Свободных площадей у меня полно. Штаты были раздуты, и я многих тут разогнал. Но вряд ли тебе понравятся наши условия, — с сомнением протянул он. — Обычные комнаты, прокуренные лестницы. А ты, наверное, собираешься пускать пыль в глаза, иначе денег не дадут… Посмотри сам, живем мы очень скромно… — Дзюба обвел рукой свой кабинет.

Несмотря на большие размеры, это помещение и в самом деле выглядело довольно убого, хотя хозяйственные службы явно выложились в директорском кабинете по максимуму: линолеум на полу имитировал дубовый паркет, а пластмассовые висюльки на люстре — хрусталь. Но именно попытка создать за копейки роскошный интерьер производила удручающее впечатление.

— Мне сейчас выбирать не приходится, — откровенно признался Есехин.

— Не думал, что у тебя все так плохо, — Дзюба прищурился, размышляя, как решить вопрос. — Ну, хорошо. Есть у меня один вариант… И вход там отдельный. Две комнаты прямо напротив приемной моего главного технолога. На первых порах ты даже можешь воспользоваться его секретаршей. Она будет отвечать на телефонные звонки, принимать факсы. Я распоряжусь. Ну, конечно, пока ты не раскрутишься и звонить будут не очень часто. А потом придется взять своего человека… Тебе эти комнаты прямо сейчас и покажут, — он опять стал колдовать над селектором.

— А когда я их могу занять?

— Да хоть завтра с утра.

Доставшиеся Дмитрию комнаты оказались совсем небольшие. Под свой кабинет он выбрал меньшую из них — не более пятнадцати квадратных метров. Ее единственное окно выходило на пустынную улицу, по которой каждые несколько минут со страшным звоном проносились трамваи. У окна стоял небольшой письменный стол, а у стены — два застекленных шкафа с остатками какого-то бумажного хлама.

Конечно, по сравнению с прежним офисом, новое пристанище Есехина выглядело сиротски. Однако у него было несколько неоспоримых преимуществ. Во-первых, арендную плату за эти две комнаты установили чисто символическую. Во-вторых, они располагались в торце здания заводоуправления, где имелся отдельный вход, так что посетителям не надо было заказывать пропуск. Наконец, как и говорил Дзюба, напротив находилась приемная главного технолога, и его секретарша отвечала на телефонные звонки, когда Дмитрия не было на месте.

А здесь он появлялся разве что под вечер, целый день мотаясь по городу, встречаясь с десятками людей и всеми возможными способами убеждая их стать соучредителями или клиентами новой компании. И хотя после недавних финансовых потрясений народ был чрезвычайно осторожным, даже подозрительным, Есехин не падал духом. Он был уже не мальчик в финансовом бизнесе, а весь его предыдущий опыт говорил, что прежде, чем удастся уговорить инвесторов, нужно расшибить лоб о стенку недоверия, пережить унизительные подозрения, терпеливо ответить на тысячу самых дурацких вопросов. И только когда ты уже окончательно потеряешь оптимизм и веру в успех своего дела, все как раз и получится.

Возвращаясь в свой новый офис, Дмитрий первым делом заходил в приемную напротив и узнавал у секретаря: не звонил ли ему кто-нибудь? А потом он шел к себе, чтобы поразмыслить над событиями прошедшего дня, составить план действий и договориться о встречах на завтра.

Зная, что Есехин в дружеских отношениях с директором завода, секретарь из соседней приемной не только отвечала на телефонные звонки, но и оказывала ему множество мелких услуг. Она приносила свежие газеты, заваривала чай.

Прихлебывая горячий душистый напиток, Дмитрий смотрел, как за окном ранние январские сумерки окрашивают сугробы голубоватым цветом, как проносятся мимо трамваи с горящими окнами, поднимая за собой клубы снежной пыли, как, кутаясь в пальто и шубы, суетливо пробегают редкие прохожие. И ему начинало казаться, что в его жизни все еще можно исправить, кроме, пожалуй, одного — когда-нибудь вырвать из сердца засевшую там смертельную обиду на Варю.

Несмотря на свои обещания, она не позвонила ему ни в понедельник, ни во вторник, ни через неделю. Фактически Варя в очередной раз надолго выпала из его жизни. С той лишь только разницей, что теперь он не стал разыскивать ее, обрывать все известные ему телефоны.

Его переполняли страшные подозрения и черная ревность. Чтобы справиться с такой гремучей смесью, Дмитрий начинал убеждать себя, что в общем-то ничего особенного не произошло — он всего лишь занял место среди миллиардов мужчин, которым заморочили голову всякими бреднями о неземной, необыкновенной любви. Метод был стар как мир. А как только он надоел, лишился денег, определенного положения в обществе, его просто выбросили, словно протертый на пятке носок.

Иногда Есехину даже удавалось думать обо всем этом с наигранной иронией, потешаясь над собой. Но уже в следующее мгновение горло перехватывало так, что трудно было дышать. Ему становилось безумно досадно, что из-за какой-то блажи он фактически наплевал на свою жизнь, на семью, на друзей, на бизнес. Как вообще можно было серьезно воспринимать сказанные Варей на Акрополе слова о том, что ради любви надо жертвовать всем?! Сейчас же она не желала пожертвовать ради него даже пятью минутами времени, вполне достаточных для телефонного звонка.