Начальник полиции округа резко развернулся и направился к машине; Бедрик и его команда следовали за ним по пятам. Он сел в машину, захлопнул дверцу и поднял оконное стекло. Потянувшись к переносному микрофону, начальник полиции заметил прижатый к стеклу объектив телекамеры. Повернувшись к ней широкой спиной, он взглянул на противоположное окно. Там появилась другая телекамера.

* * *

Спустя пять минут после сообщения о захвате поезда по радио и телевидению в отделе новостей газеты "Нью-Йорк Таймс" раздался телефонный звонок. Звонил человек, назвавшийся братом Виллиамусом, министром саботажа BRAM — сокращением от "Американского Движения Черных Революционеров". Сочным и звучным голосом, в котором звучала вполне серьезная угроза, министр саботажа заявил:

— Я хотел бы сообщить вам, что захват поезда метро, вы понимаете, о чем я говорю, является актом революционного саботажа BRAM. Вы поняли? Ударив точно, вы же понимаете, и жестоко, ударная бригада BRAM воспользовалась таким способом, чтобы выразить белым угнетателям свою решимость. Цель её заключается в том, чтобы ударить Чарли по его самому больному месту, а именно, по кошельку. Деньги, которые мы получим в результате этой революционной экспроприации, будут использованы для дальнейшего удовлетворения революционных надежд BRAM по отношению к Черному Брату, где бы он не находился, вы понимаете, и дальнейшего освобождения Черного Мужчины. И Женщины. Вы поняли?

Помощник редактора, принимавший телефонный звонок, попросил брата Виллиамуса сообщить дополнительные детали, ещё не известные широкой публике, которые могли бы подтвердить, что его организация действительно ответственна за захват поезда.

— Ты поганец, если я расскажу тебе детали, ты будешь знать столько же, сколько я.

— Но если таких деталей не будет, — сказал помощник редактора, — тогда любой может взять ответственность за преступление на себя.

— Любой другой, кто возьмет ответственность на себя, будет просто засранным лжецом. И нечего болтать о каком-то там преступлении. Это чисто политический и революционный акт, вы же понимаете.

— Ладно, министр, — смирился помощник редактора. — Вы хотите ещё что-нибудь добавить?

— Только одно: BRAM призывает черных братьев по всей стране повторить этот политический акт и захватывать их собственные поезда метро, вы понимаете, чтобы сокрушить белый капитализм. При условии, что в их городе есть метро.

После этого немедленно последовал второй звонок, человек говорил с акцентом, в котором как-то жутковато слились модуляции Бруклина и Гарварда.

— Привет на-а-роду! Я говорю по поручению центрального комитета мобилизации революционных студентов и рабочих — SWAM — и информирую вас, что захват поезда метро является делом рук SWAM. Далее, я должен добавить, что это просто тренировка или репетиция, как вам будет угодно, являющаяся элементом плана революционного террора, разработанного SWAM, чтобы терроризировать верных собак репрессивного эксплуататорского правящего класса Америки и поставить его на колени.

— Вам знакомо название BRAM? — поинтересовался помощник редактора.

— BRAM? Это Брэм Стокер; фильм "Дракула" помните?

— BRAM — революционное движение чернокожих. Один из его представителей только что звонил нам и взял на себя ответственность за захват поезда.

— При всем моем братском отношении и уважении к черным братьям должен сказать, что его заявление — наглая ложь. Я снова категорически заявляю, что захват поезда — дело SWAM, первый акт великого террора против эксплуататоров...

— Понятно. Я хотел бы попросить вас, точно также, как просил звонившего перед вами, привести какие-то дополнительные детали захвата, ещё неизвестные публике...

— Это провокация!

— Насколько я понял, вы отказываетесь?

— Вы — вероломный жулик, вы все — шакалы на службе правящего класса. Так вы опубликуете мое сообщение?

— Возможно. Решение будет принимать мой начальник.

— Ваш начальник! Неужели вы не видите, что вас эксплуатируют, как любого рабочего или крестьянина? Разве что стальной кулак спрятан в шелковую перчатку. Признайтесь, вы просто сидите в привилегированной лодке по сравнению с братьями на заводе и в поле.

— Сэр, благодарю вас за звонок.

— Не нужно называть меня "сэр". Вообще никого не нужно называть "сэр"! Подумайте над моими словами...

Всего в "Таймс" получили больше дюжины звонков от такого рода претендентов, столько же звонков досталось "Ньюс", и немного меньше "Пост". Кроме того, все газеты осаждали посетители. Они выдавали самые уничижительные характеристики террористов, рвались помочь установить их личности и предлагали планы их захвата. Люди требовали сведений о судьбе родных и близких, которые могли оказаться пассажирами захваченного поезда. Появлялись и желавшие высказать свое мнение по поводу того, должен или не должен город платить выкуп, жаждущие обсудить философские, психологические и социальные мотивы террористов, а также — и таких было больше всего осуждавшие пороки нынешнего мэра.

Коммутатор мэрии был перегружен. Сотрудникам по связям с общественностью, клеркам и даже секретаршам была дана команда отвечать на все звонки, причем приказано не позволять никаких комментариев и, самое главное, избегать всего, что может вызвать раздражение звонивших и привести к падению (слово "дальнейшему" тактично опускалось) авторитета мэра.

— Если город заплатит бандитам, это станет открытым приглашением каждому ненормальному что-нибудь захватить. Я честный домовладелец, исправно плачу налоги и не хочу, чтобы моими деньгами ублажали преступников. Ни единого пенни в качестве дани! Если мэр сдастся, он навсегда лишится моего голоса и голосов всей моей семьи.

— Я понимаю, что мэр взвешивает, платить или нет. Взвешивает? А что важнее, человеческие жизни или несколько жалких долларов? Если кто-то из пассажиров погибнет или пострадает, можете передать вашему дорогому мэру, что я не только не стану за него голосовать, но и посвящу всю оставшуюся жизнь тому, чтобы показать народу, какое он чудовище

— Вызывайте национальную гвардию. Пость примкнут штыки, пойдут туда и перебьют бандитов!, Хотя в будущем месяце мне исполняется восемьдесят четыре года, я готов добровольно предложить свою помощь. Когда я был молод, такого не случалось. И в любом случае я никогда не спущусь в метро. Предпочитаю свежий воздух.

— Не могли бы вы выяснить, нет ли в поезде моего брата? Он сегодня обещал меня навестить. Обычно он выходит из дома в час тридцать; в глубине души я чувствую, что он сел в этот поезд. Уж такой он невезучий, с ним всю жизнь что — то случается. Если удастся установить, что он в поезде, то я стану меньше беспокоиться — ведь с таким же успехом он мог попасть под грузовик...

— Господь благословит мэра. Что бы он ни решил, я бы хотел, чтобы он знал, что он замечательный человек. Скажите ему, я молюсь за него.