Древний «Боинг-787» привозит в грузовом отсеке лишь четырнадцать Уцелевших, запрятанных в пустые бочки из-под пива. «В Сопротивлении от скуки маются, или бочки и впрямь нужны для конспирации?» – гадает Коннор. Новенькие выбираются из отсека, скрюченные от перелета в таких условиях, и Коннор произносит обычную приветственную речь, тревожась, что с каждым рейсом спасенных становится все меньше и меньше.

Новеньких доставляют в МЧ, распределяют и инструктируют: нужно подготовить их к жизни на Кладбище. Затем Коннор с Трейсом возвращаются в самолет, старый «Боинг Дримлайнер», какие сюда еще не прилетали. В свое время он считался спасителем авиационной промышленности и свою задачу определенно выполнил. Вот только рано или поздно всегда появляются модели быстрее и экономичнее, а «стариков» забывают.

– До сих пор красавец! – хвалит самолет Трейс, пока они идут по салону, стремительно накаляющемуся под солнцем Аризоны. – Классический красавец.

– Сможешь управлять таким, если понадобится? – спрашивает Коннор, вместе с другом разглядывая «Дримлайнер».

Трейс усмехается.

– На «Цесснах» я летаю с шестнадцати лет. За год до того, как вступил в Сопротивление, управлял военным самолетом, так что с пассажирским и подавно справлюсь. Черт, если понадобится, мертвую петлю на нем сделаю!

– Замечательно. Под прицелом могут и петли понадобиться.

На миг Трейс обескуражен, потом снова улыбается.

– Так это наш спасательный самолет?

– Ну да, если выкинем лишнее, уместимся все. Удобств не обещаю, но мы улетим.

– Я изучу технические характеристики и выясню, потянет ли нас красавец.

– Выпотрошим кабину, и ребята из оперцентра выставят добро на продажу, – говорит Коннор. – Для отвода глаз предложим и детали двигателя, и пульт управления, а на деле ничего важного не тронем.

Трейс понимает с полуслова.

– Ага! Те, кто за нами шпионит, подумают, что самолетик отправили в утиль, но нам-то известно: он еще хоть куда.

– Потом перегоним этот «Боинг» на главную улицу, словно отдаем его под общежитие.

– Отлично!

– Нет, просто ничего другого не остается. А теперь пошли отсюда, пока окончательно не изжарились.

С посадочной полосы Трейс везет Коннора к главной улице. На Кладбище он не только начальник службы безопасности, но еще личный водитель и охранник Коннора. Придумал это не Коннор, равно как и голубой камуфляж и личный самолет, но все это было необходимо, чтобы поднять лидера на пьедестал.

Поначалу, конечно, Коннор не желал выделяться из общей массы. Но Риса тогда сказала: «Привыкай. Теперь ты не рядовой беглец. Для этих детей ты – само Сопротивление. Они должны чувствовать, что ты главный».

Что Риса о нем думает сейчас, когда обязанности главного не позволяют уделять ей должного внимания? Может, сочинить себе какую-нибудь болячку, чтобы навестить ее в больнице? Главному это можно?

– Насчет «Дримлайнера» – это гениальная идея, – хвалит Трейс, возвращая Коннора к реальности. – Но ведь у тебя наверняка еще что-то на уме?

– Как обычно, – усмехается Коннор.

– Ты из-за инспекторов беспокоишься? Гадаешь, почему они нас не трогают? – Помолчав, Трейс продолжает: – Я знаю почему, но тебе мой ответ не понравится.

– Мне не нравится все, что связано с инспекторами.

– Дело тут даже не в них, а в тебе.

– Не понимаю.

– Сейчас поймешь. – Машина подпрыгивает на ухабе, Коннор автоматически хватается за дверь. Трейс и не думает извиняться за небрежную езду. – Видишь ли, ребят наших формально не существует, только это не значит, что они мусор. Да они ценнее алмазов! Скажи, почему алмазы такие ценные?

– Не знаю… Наверное, потому что редкие.

– Нет, дело не в редкости. Алмазов так много, что их впору продавать по цене стекла. Но есть одна организация, алмазный синдикат. Владельцы алмазных рудников со всего мира собираются, и знаешь, что делают? Прячут алмазы в огромном банковском хранилище в Швеции, или в Швейцарии, или где-то еще. Алмазов тысячи тысяч, но их прячут. Оттого они кажутся редкими, и цена на них взмывает до небес.

«Джип» снова налетает на ухаб, а Коннор едва замечает. Он внимательно слушает Трейса и все сильнее беспокоится о том, к чему клонит приятель.

– В общем, с тех пор как приняли Поправку о защите семнадцатилетних, кандидатов на разборку не хватает. Цена на органы удвоилась, а то и утроилась. Да вот только люди все равно раскошеливаются, потому что привыкли получать, что хотят и когда хотят. Готовы без еды сидеть, а без органов – ни за что.

– А я тут при чем?

– Мозгами пораскинь!

Коннор обдумывает услышанное, и его осеняет:

– Мы и есть то банковское хранилище! Пока Кладбище собирает беглецов с улиц, цены на органы не падают. Я правильно понял?

– Ага. Пусть лучше беглецы спокойно сидят здесь, чем их поймают пираты и продадут на черном рынке. Тогда цены точно упадут.

Коннор вспоминает, как его поймали и повезли в заготовительный лагерь «Веселый Дровосек». Сильно же он удивился, когда инспектор, допрашивавший его, признался, что про Кладбище им хорошо известно. Мол, они смотрят на него сквозь пальцы, потому что забирать детей оттуда нет резона.

Так вот в чем дело!

Выходит, Беглец из Акрона – пособник системы. Он, как выяснилось, играет на руку некоему таинственному консорциуму. Коннору кажется, он в дерьме вывалялся.

И тут еще одно осознание обрушивается на него. Коннор потрясен, оглушен, словно кто-то изо всей силы дал ему в челюсть. Он в нокауте, он лежит пластом на полу ринга, сил ему хватает лишь на то, чтобы задать вопрос:

– И давно ты работаешь на инспекторов?

Трейс ведет «джип», глядя прямо перед собой, и секунд десять молчит. Затем разжимает губы:

– Не задавай вопросов, ответы на которые могут тебе не понравиться.

Самолеты, участвовавшие во Второй мировой, пользуются заслуженной славой и красуются в музеях. А вот воздушная техника с постоянной геометрией крыла, принимавшая участие в Корейской войне, нелюбима и позабыта. В той войне впервые были крупномасштабно задействованы боевые вертолеты. Они-то и привлекают к себе всеобщее внимание.

Через два ряда от главной улицы стоит заброшенный бомбардировщик, участник войны в Корее. Его установил здесь сам Адмирал, и хотя Коннор только и знает, что таскать самолеты туда-сюда, «Долорес» (так называют этот самолет) остается на одном месте, и вход в нее наглухо закрыт: на люке солидный замок, а шнурок с ключом от него Коннор носит на шее, как маленький ребенок.

«Долорес» – арсенал. Она набита самым разнообразным оружием, к которому «трудные» подростки ни при каких обстоятельствах не должны иметь доступа. Кроме тех из них, кто носит военную форму. Угроза того, что настанет час, когда Кладбищу, подобно варшавскому гетто, придется держать оборону, прежде висела над головой Адмирала, а теперь висит над головой Коннора. Не проходит дня, чтобы парень не думал о ней и не сжимал в ладони ключ, висящий у него на шее, словно нательный крест. Однако сегодня он идет к «Долорес» по иной причине. Кладбищу грозит враг, но не внешний, а внутренний. Сегодня Коннор входит в таинственный самолет, берет пистолет 22-го калибра и обойму патронов.