Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лилия обернулась и посмотрела на орхидею. Потом на часы. Потом снова в коридор и снова на орхидею.
На часах было половина двенадцатого.
Лилия вернулась к столу, вытащила веточку и торопливо приколола ее к платью.
* * *
— Ну, предположим, — неохотно согласился Петров, тщательно изучив Катин паспорт и небрежно перелистав прошлогодний школьный альбом с фотографиями выпускников и учителей. — Предположим, вы оба действительно работаете в одной — школе…
— Не просто в одной — школе, — многозначительно добавил Олег, — мы оба ведем уроки в 7-м «Б», где учится Дмитрий Соболев, и оба знакомы с его матерью Ниной Соболевой. А Катя… то есть Екатерина Сергеевна, еще и является классным руководителем Дмитрия.
Петров перевел взгляд на Катю. Та энергично закивала.
— То есть Нина Соболева также могла бы подтвердить вашу личность…
— О да, разумеется, она подтвердит!
Петров насупился.
— А может, Нина Соболева не только подруга Екатерины Сергеевны, но и ваша?
— Да вы… как вы могли такое?! — возмутилась Катя.
— Э, гражданка, в жизни всякое бывает…
Олег за неимением указки стукнул ладонью по столу. Петров и Катя разом замолчали и выжидающе уставились на него.
— Почему бы вам не спросить об этом у самой Нины? В интересах следствия, а?
— Ну, если в интересах следствия, — многозначительно кивнул Петров и обратился к Кате:
— Ладно, звоните ей, пусть приезжает!
— Да звонила уже, она не берет трубку… Должно быть, поехала с отцом в Клуб.
— С отцом? — напрягся Петров. — А он что, жив еще?
— Живее нас с вами, — уверил его Олег. — С чего бы ему умирать? У него работа не такая нервная, как у нас. Рисует себе картины, радуется жизни!
— Художник… Да, похоже, все сходится.
— Послушайте, — нетерпеливо продолжал Олег. — До полуночи осталось два часа. Ваша смена уже закончилась. Почему бы нам всем вместе не поехать в Клуб, не повидать там Нину и не выпить за Новый год и благополучное завершение всей этой нелепой истории… а возможно, и за начало новой. Или вас, старший лейтенант, очень ждут дома?
— Никто меня не ждет, — горько усмехнувшись, отозвался Петров. — Жены у меня нет, детей тоже… Или все-таки есть?
При этих словах лицо его просветлело, и он с надеждой посмотрел на Олега.
— Очень может быть, — дипломатично отозвался Олег, переглянувшись с Катей. — Ну что, поехали? Катя покажет дорогу.
— Здесь неподалеку, как раз успеем к праздничному столу, — радостно подтвердила Катя. — Лилия, хозяйка Клуба, обещала, что будет поросенок с хреном, заливная осетрина и домашние пироги. Ну и оливье, и селедка под шубой, разумеется!
Петров непроизвольно облизнул губы и потянулся за своей курткой.
* * *
— Блин! — по-детски выругался Петров, когда они в третий раз застряли в пробке. — Надо было не слушать вас, а пробираться дворами!
— Ну извините, — пожала плечами Катя. — Я тут всегда пешком хожу!
— К тому же во дворах тоже можно застрять, там сугробы, — добавил Олег.
Они с Катей заняли заднее сиденье личной «Тойоты» Петрова. На переднем же пассажирском сиденье стояла большая коробка в подарочной упаковке. Коробка принадлежала Петрову. Он притащил ее из «Пассажа», куда заходил по дороге.
Пока Петров пропадал в «Пассаже», Олег, воспользовавшись случаем, взял Катину руку и с искренним, неподдельным чувством сказал:
— Катя, что бы я без тебя делал!
Катя в ответ быстро сжала его пальцы и отвернулась к окну, чтобы скрыть от него просиявшее лицо.
— Катя…
«Не буду поворачиваться, — решила Катя. — Пусть немного помучается — это ему полезно».
К несчастью, очень быстро, почти бегом, к машине вернулся Петров.
Сопя и шумно отдуваясь, он водрузил коробку на переднее сиденье и снова вылез из машины, чтобы перекинуться словом с гаишником, желавшим оштрафовать его за неправильную парковку.
— Это надолго, — заметил Олег, осторожно обнимая Катю за плечи.
«Ну, еще немного, — подумала Катя. — Еще немного выдержать характер. Пусть не думает, что я об этом только и мечтала… все эти дни».
Но Олег ошибся.
Петров помахал перед носом у гаишника своим красным удостоверением, и тот, сконфузившись, отступил.
— Все, — сказал Петров. — Едем.
Однако это оказалось проще сказать, чем сделать. Только что относительно свободная часть проспекта намертво стала в полукилометровой очереди перед перекрестком.
— Блин, — сказал Петров, — надо было взять с собой «мигалку»!
Катя с Олегом не отозвались. Олег нисколько не возражал против случайной задержки. И Катя, судя по тому, что она не убрала его руки с плеча, тоже.
Петров же, наоборот, нервничал — ругался вполголоса, звонил кому-то по служебному телефону, выяснял дорожную обстановку. Потом достал подробную карту района и принялся ее изучать.
— Если мы свернем здесь во двор, — бормотал он себе под нос, — то выедем из него в переулок. Там, правда, дорожные работы и въезд запрещен, но мы проедем. А потом вот сюда…
— Рискованно, — возразил Олег, — у вашей «Тойоты» низкий клиренс, а в этом переулке по случаю ремонта могут быть разные там неровности дороги… Не только ямы, но и выступы.
— Есть другие варианты? — Петров повернулся к Кате.
Та пожала плечами:
— Я знаю только эту дорогу.
— Похоже, кроме меня, никто никуда не спешит, — с горьким сарказмом произнес старший лейтенант. — Никому не надо устанавливать личность, никто не помнит про Новый год…
Кате даже стало его жалко. Она нагнулась вперед и легонько тронула его за плечо:
— Не волнуйтесь, мы приедем вовремя. Все будет хорошо.
В подтверждение ее слов поток машин тронулся, и Петров поспешно повернул ключ. Катю качнуло назад. Олег снова обнял ее и крепко прижал к себе.
* * *
Олег был переполнен чувством благодарности к Петрову. Тот взял его в салоне сотовой связи на глазах у изумленного продавца, отволок с заломленными руками на глазах у любопытных прохожих в полицейскую машину, едва не свел его с ума трехчасовым допросом по поводу того, куда Скальпель девал свой скальпель…
Олегу даже стало казаться, что он проваливается в какую-то бездонную черную яму, откуда нет выхода. А главное — он напрочь забыл, что шесть часов подряд не вспоминал о теореме Ферма.
Жизнь повернулась к нему неведомой и неприглядной стороной — должно быть, для того, чтобы он очнулся и понял наконец, как бездарно и бессмысленно жил раньше. Как не умел ценить того, что было дано и что предлагалось, — молодость, свободу, любовь женщины. Как почти двадцать лет из своих тридцати четырех гнался за химерой, за призраком, который заслонял ему все, который был его единственной целью, единственной настоящей радостью и страданием.