Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы больше не живем в реальном мире, – шепчу я.
– Хочешь об этом поговорить? – спрашивает Роуэн.
Боже милостивый, хочу. Очень хочу.
– Нет.
Четверг
Я не боюсь. Я рождена для этого.
АНГЕЛ РАХИМИ
Сегодня я увижу «Ковчег».
Я услышала их песни, когда мне было тринадцать. Пасмурным ноябрьским вечером я валялась в кровати и просматривала бесконечные ролики на ютьюбе. И совершенно случайно наткнулась на них.
Их первое видео тогда набрало всего несколько тысяч просмотров. А они были моими ровесниками, парнями тринадцати и четырнадцати лет. Волосы Джимми напоминали коричневую мочалку, Роуэн еще носил дурацкие очки без оправы, а Листер – слишком короткие джинсы.
Музыкальный взрыв в семейном гараже.
Они исполняли кавер на песню «Blue» группы Eiffel 65’s – в своем, более рокерском стиле, причем Джимми играл сразу на двух синтезаторах.
Через пару недель видео завирусилось.
Мне нравится думать, что я была с ними с самого начала. Что я рядом вот уже пять лет. И когда я вижу в твиттере фотографии с концертов в Маниле, Джакарте, Токио и Сиднее, я чувствую себя частью этого. Я одна из немногих, кто прошел с «Ковчегом» весь путь.
И неважно, что они про меня не знают.
Суть фанатства не только в том, по чему ты фанатеешь. Нет, предмет поклонения, конечно, имеет огромное значение, но им всё не ограничивается. Мое увлечение «Ковчегом» – нечто большее, чем крики в сети о том, как я люблю наших мальчиков. Фандом подарил мне людей, с которыми я последние пять лет обсуждала то, что меня волнует. Помог обрести виртуальных друзей, которые стали ближе любых знакомых из реального мира. Благодаря «Ковчегу» я присоединилась к сообществу, созданному теми, кто жаждет любви и надежды – и хочет хоть на время убежать от своей жизни. Став фанаткой «Ковчега», я наконец поняла, зачем просыпаюсь по утрам. Теперь мне есть чего ждать – и есть о чем мечтать перед сном.
Но многие относятся к этому со снисхождением или даже пренебрежением. Особенно взрослые. Они считают нас глупыми девчонками. Конечно, ведь на слуху обычно те, кто в своем увлечении заходит слишком далеко, но по ним судят остальных. Взрослые считают, что мы любим «Ковчег» потому, что наши мальчики хорошо выглядят; что мы слушаем их песни потому, что они поют о знакомых и понятных мне вещах. Они полагают, что фандом «Ковчега» состоит исключительно из девочек традиционной ориентации, которые только и знают, что истошно визжать и грезить о том, как бы выскочить замуж за музыканта.
Они и половины не понимают. Да и откуда? Взрослые вообще невысокого мнения о подростках.
Но, несмотря на всю жестокость этого мира, мы выбираем «Ковчег». Мы выбираем надежду, свет, радость, дружбу и веру – пусть наши жизни не идеальны, пусть в них мало веселого и интересного, пусть мы сами не представляем собой ничего особенного, в отличие от парней из «Ковчега». Да, может быть, оценки у меня так себе, друзей почти нет, а через несколько дней я вернусь к своему невзрачному существованию и пойду учиться в университет средней руки, чтобы потом найти непримечательную работу, – но это чувство навсегда останется со мной.
Страсть. Страсть, которая помогает жить.
ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ
Когда Листер выходит из комнаты в свитере, будто сделанном из пластика, Роуэн встречает его появление тяжелым вздохом.
– Я ничего не имею против гранжа, но ты похож на мешок с мусором, – говорит он.
– Хотя тебе идет, – добавляю я. – В смысле, если кто и может хорошо выглядеть в мусорном мешке, так это ты.
Во взгляде, который бросает на меня Роуэн, ясно читается: «Не поощряй его!»
На часах десять утра, и вот уже тридцать минут наша квартира напоминает магазин одежды, в котором случился небольшой взрыв. Это обычная часть подготовки к шоу. Куча дизайнеров отправляют разнообразные наряды Таше и ее команде стилистов, те доставляют их нам, а мы выбираем. Разумеется, не без помощи упомянутых стилистов. Сейчас мы трое – я, Роуэн и Таша – сидим на спинке дивана и смотрим на Листера, который кружится по гостиной, как девочка в праздничном платье.
Наконец он кладет руки на бедра и резко выгибается вперед. А джинсы у него, надо заметить, очень тесные. Роуэн закрывает глаза рукой, заслоняясь от пикантного зрелища.
– Так что, да или нет? – игриво спрашивает Листер.
– Нет, – решительно отвечает Роуэн.
– Да. – Я поднимаю большой палец вверх.
– Нет, милый, – качает головой Таша. Из-за американского акцента ее голос звучит как-то по-матерински. – Ты в самом деле выглядишь отвратительно. Где куртка-бомбер, которую я тебе дала? Та, что из коллекции весна-лето от «Ветементс».
Листер закатывает глаза.
– Я просто подумал, что неплохо было бы что-нибудь поменять.
– Это последний концерт вашего тура. Ты не можешь выглядеть так, будто мы тебя на помойке нашли.
– Да ладно тебе, Таш, я никогда так не выгляжу, – подмигивает ей Листер. Таша в ответ бросает в него ботинком. Листер со смехом уклоняется и скрывается в комнате. Роуэн тоже уходит переодеваться.
– Джимми, а ты что выбрал? – спрашивает меня стилист из команды Таши.
Я в ответ растерянно пожимаю плечами. С подбором одежды у меня всегда проблемы – слишком уж ее много. Мне все нравится, правда все. И порванные джинсы, и худи с яркими слоганами, и рубашки под горло, и ботинки-милитари, и «Вансы», и серьги, и мягкие футболки из хлопка. Иногда выбор наряда для концерта увлекает меня больше, чем сам концерт.
– Как насчет этого? – Таша зарывается в сумку с одеждой и вытаскивает черную толстовку-худи с монохромной фотографией Джейка Джилленхола из «Донни Дарко»[15]. На одном рукаве крупными белыми буквами напечатано слово «ПРАВДА», на другом – «ЛОЖЬ».
– Выглядит неплохо, – киваю я.
– И к ней рваные черные джинсы? – предлагает Таша.
– Определенно.
Внезапно в гостиной появляется Роуэн в одних боксерах.
– Таша, а тебе прислали тунику, которую я присмотрел?
– Да, загляни в сумку возле двери. К ней подойдет джемпер с «Металликой».
– Точно, вот она. Как думаешь, лучше с леггинсами или с джинсами?
– С леггинсами, – решительно отвечает Таша.