В общем какая-то поддержка была со стороны Исакова членов Президиума. А резкую перемену (я просто хочу вам свои впечатления рассказать, может быть, будет интересно) я почувствовал после автомобильной катастрофы, когда Борис Николаевич слег, и довольно-таки тяжело был болен. Буквально на второй день… это хорошо ощущаешь, когда сидишь в президиуме… человек абсолютно изменился и взял очень четко… Я это как раз почувствовал раньше всех, потому, сами знаете, я перед вами ответственен, ответственен перед Съездом, перед народом и за решения, которые провожу… но никак не удается быть в роли спикера, сидящего на мешке с шерстью…

Исаков встал на путь на этом этапе, до второго Съезда, на путь блокирования всех законодательных актов, Я вам могу это совершенно откровенно сказать. На любой законодательный акт, любой закон, любой проект, который обсуждался на Президиуме для того, чтобы вынести сюда на Верховный Совет, у Исакова находилось: вот, надо отложить, надо отложить, то есть торможение, то, от чего мы страдаем, то, от чего мы все оказались в плену, несмотря на то, что мы очень хотели как-то идти вперед. Вот был избран вот такой стиль. И мне приходилось, я вам честно скажу и откровенно скажу, мне приходилось тяжело. Я ведь не Ельцин, авторитет у меня, разумеется не такой и преодолевать сопротивление, доказывать Верховному Совету, доказывать Президиуму, что это надо, в общем-то, честно говоря, было и физически и морально очень трудно, когда председатель палаты и достаточно влиятельный человек оказывает такое прямое сопротивление.

Вы, наверное, и не заметили все мои трудности, зато слабости всегда замечаете. В общем, этот период два месяца было очень мучительным, когда буквально вот, помните, я один раз не выдержал и сказал: «Если Вы будете мне мешать, я вас пересажу в зал!» Наверно, некоторые расценили это как вспыльчивость, а это было накопление известного, очевидно, только мне, вот таких фактических данных, каких-то частиц того, что человек избрал курс разрушительный. Вот так обстояли дела.

Но на втором Съезде он уже открыто выступил и с тех пор стал действительно оппозицией. Но порядочность, человеческая порядочность требует как оппозиции уйти от власти. Ведь что такое председатель палаты, это законная власть. Председатель палаты не может быть в оппозиции к парламенту. Я могу быть в оппозиции, мы можем быть в оппозиции, мы на то и есть парламент, мы всегда должны быть в оппозиции правительству, президенту. Правильно? Абсолютно правильно. Но может ли наш председатель палаты быть в оппозиции к парламенту? Это же вздорная мысль сама по себе. И вот ему же удается это внушать и находить здесь последователей. Вот я хотел бы понять, вот как, вот какие рассуждения вот такие ведут к тому, что поддерживать эту абсурдную мысль? В парламенте руководитель парламента находится в оппозиции к законопроектам, принимаемым парламентом. Это разве оппозиция? Это саботаж называется. Это вредительство называется.

Рябов Н. Т.: Руслан Имранович, я прошу извинить, два слова буквально. Я хотел бы спросить у палаты. Посоветуемся, Вам много времени еще надо?

Хасбулатов Р. И.: Нет, пять минут. Да не волнуйтесь, так уж разволновались.

Рябов Н. Т.: Яне разволновался, Руслан Имранович. Вы поймите правильно, у нас очень напряженный план работы.

Хасбулатов Р. И.: Да, у вас напряженный, можно подумать, что у меня менее напряженный. Если я говорю, наверное, мне надо сказать вам, как я понимаю этот вопрос и, может быть, это будет полезным. Вы уж месяцами не работали, а тут теперь пять минут не хотите мне дать.

Так вот, это называется не оппозиция. Надо в категориях разобраться. Это называется прямой саботаж. Но при этом, я вас уверяю и вы сами видели, я никогда не давал ни внешнего ни внутреннего повода для того, чтобы вот как-то я вот оцениваю таким образом. Я считал, что это дело палаты и не дело в общем-то верховной власти вмешиваться непосредственно в этот процесс. Вы согласитесь, я был достаточно корректен и вряд ли следует меня в этом упрекать.

Ну вы избрали председателя Палаты. Теперь я лично думаю, что не надо бросать каменья в ушедшего председателя, он член Верховного Совета, надо дать ему возможность работать, нормально работать надо ему дать возможность. Я думаю, он все-таки человек разумный, хотя не такой уж и большой ученый и специалист, как думает сам о себе. К сожалению, это выявилось за эти полтора года. Но я бы хотел, чтобы не было вот таких каких-то выходок, каких-то оскорбительных, может быть, терминологий в его адрес. А я действительно поздравляю вас с хорошим председателем палаты».

«М. С. Горбачев: Как мы условились на предыдущем заседании Госсовета, на сегодняшнее заседание выносится вопрос о парафировании Союзного договора.

Ельцин: К сожалению, появились некоторые формулировки, о которых мы не договаривались.

М.С.: Ну, давайте пройдемся по тексту. По преамбуле нет замечаний. Принципы. Первый…

Ельцин: Тут нужно вернуться.

М.С.: Но мы же договорились. Четыре часа дебатировали.

Ельцин: Я понимаю, но мы провели разведочный разговор в некоторых комитетах Верховного Совета. Большинство сходятся на том, что все-таки не Союз. То есть не конфедеративное демократическое государство, а конфедерация демократических государств.

Спор.

Ельцин: Тогда, учитывая, что у меня есть еще замечания, я при парафировании прикладываю протокольное заявление.

Опять жесткая дискуссия Ельцин-Горбачев.

Первым включается Ниязов: Думаю, о предложении Бориса Николаевича надо подумать. Суть здесь не меняется, мне кажется.

М.С.: Меняется. Государства нет союзного.

Каримов: У нас в парламенте такое настроение, чтобы не парафировать до того, как обсудят в Комитете проект Договора.

Ельцин: Еще один момент принципиальный. Подписание Договора без Украины — бесполезное дело. Союза не будет. Давайте подождем Украину. Это уважение к Украине. (1 декабря на Украине референдум о независимости. — Ю.Б.).

М.С.: Как кто-то сказал: «Горбачев себя исчерпал». Наверное, у вас такое мнение. Давайте тогда сами договаривайтесь. А я не хочу себя связывать с хаосом, который стоит за вашей расплывчатой позицией. Если замысел не создавать Союз, так и говорите.

Решают направить текст Договора Верховным Советам решением Госсовета. Спор о формулировке.

М.С.: Считать текст Договора согласованным. Направить его на рассмотрение Верховных Советов.

Ельцин: Думаю, можно еще короче: «Направить данный проект на рассмотрение…»

М.С.: А какая разница?

Ельцин: Разница в «согласованном».

Опять спор.

М.С.: Я констатирую, что руководители республик в ответственный момент занимаются ненужными маневрами.

Шушкевич: Не принимаю на свой счет. Моя точка зрения: давайте парафировать не сегодня, а через 10 дней.

М.С.: Слушайте, давайте так сделаем. Останьтесь, договоритесь без свидетелей, мы покидаем вас. Прошу всех остальных выйти. (Уходит вниз. Через 25 минут Ельцин и кто-то еще спускаются туда же. Вместе вырабатываем формулу).