— Этот кусок валлийского дерьма сказал Годвину, что нужно говорить. Не Святой Дух говорил устами Годвина, отец, а епископ Ассер.

Беокка посмотрел на меня через мерцающий огонь.

— Ты знаешь, что пламя ада не дает света? — спросил он.

— Не знаю.

— Это одно из таинств Бога, — сказал Беокка. Потом, крякнув, встал. Стряхнул с плеч мой плащ и тяжело оперся на палку. — Что мне передать королю?

— Это твой Бог ответственен за ад? — спросил я.

Беокка нахмурился, размышляя.

— Хороший вопрос, — в конце концов, сказал он, хотя и не дал ответа. — Как и мой вопрос. Что мне передать королю?

— Что он получит ответ на рассвете.

Беокка слегка улыбнулся.

— И каким будет ответ, господин Утред?

— Это он узнает на рассвете.

Беокка кивнул.

— Ты должен отправиться во дворец один, без оружия, без кольчуги, в простой одежде. Мы пошлем человека, чтобы забрать твою ведьму. Твои дети будут возвращены, когда ты заплатишь сотню шиллингов. Остаток виры следует заплатить в течение шести месяцев.

Он похромал к двери, ведущей во двор, потом повернулся и уставился на меня.

— Позволь мне умереть в мире, господин Утред.

— Наблюдая за моим унижением?

— Зная, что твой меч будет служить королю Эдуарду. Что Уэссекс будет в безопасности. Что дело Альфреда не умрет вместе с ним.

Тогда я впервые услышал, как Эдуарда называют королем.

— Ты получишь ответ на рассвете, — повторил я.

— Господь да пребудет с тобой, — ответил Беокка и похромал в ночь.

Я услышал, как тяжелая наружная дверь захлопнулась, как засов упал на место, и вспомнил, как Равн, слепой скальд, отец ярла Рагнара, говорил, что наши жизни похожи на странствие через неведомое море. Иногда, говорил он, мы устаем от спокойных вод и ласковых ветров — и тогда у нас нет другого выхода, кроме как круто налечь на рукоять рулевого весла и двинуться к серым облакам, пенистым гребням волн и буйной опасности.

— Это — наша дань богам, — говорил он мне.

Я все еще не знаю, что он имел в виду, но в звуке захлопнувшейся двери я услышал эхо тяжелого удара рулевого весла, которое перекинули в другую сторону.

— Что будем делать? — спросил Финан.

— Я скажу тебе, чего я не буду делать, — сказал я. — Я не дам клятву верности этому чертову ребенку!

— Эдуард — не ребенок, — мягко сказал Финан.

— Он бесхарактерный маленький ублюдок, — сердито заявил я. — Он одурманен своим Богом, как и его отец. Он привык сосать уксус из груди этой суки, жены Альфреда, и я не дам ему клятвы.

— Он скоро будет королем Уэссекса, — заметил Финан.

— И почему? Потому что ты и я продолжаем заботиться о безопасности его королевства, ты и я! Если Уэссекс живет, мой друг, то лишь потому, что ирландский коротышка и язычник из Нортумбрии поддерживают в нем жизнь! А они про это забыли.

— Коротышка? — улыбаясь, переспросил Финан.

— Посмотри на свой рост, — ответил я.

Мне нравилось дразнить его подобным образом — он был невысок — хотя внешность Финана была обманчива, потому что он управлялся с мечом с удивительной быстротой.

— Надеюсь, их Бог проклянет их проклятое королевство, — выплюнул я.

Потом подошел к сундуку, стоявшему в углу комнаты, открыл его, пошарил внутри, нашел сверток и принес Скади.

Я почувствовал острую боль, прикоснувшись к кожаному свертку, потому что эти вещи принадлежали Гизеле.

— Прочти их, — сказал я, бросив ей сверток.

Она развернула ольховые палочки. Их было две дюжины, не длиннее предплечья человека, отполированные пчелиным воском до идеального блеска.

Финан перекрестился при виде языческой магии, но я научился доверять рунным палочкам. Скади взяла их одной рукой, слегка приподняла, закрыла глаза и выпустила. Палочки застучали на полу, и она наклонилась, чтобы прочитать их послание.

— Она не увидит там свою смерть, — тихо предупредил меня Финан, намекая на то, что я не должен доверять ее толкованию.

— Мы все умрем, — сказала Скади, — и палочки не говорят обо мне.

— А что они говорят? — спросил я.

Она уставилась на узор.

— Я вижу крепость, — в конце концов, проговорила она, — и вижу воду. Серую воду.

— Серую? — спросил я.

— Серую, господин, — ответила она. То был первый раз, когда она назвала меня господином. — Серую, как инеистые великаны[9], — добавила она, и я понял, что Скади имеет в виду север у ледяного мира, где инеистые великаны шествуют по свету.

— А крепость? — спросил я.

— Она горит, господин. Она горит, горит и горит. Песок на берегу черный от пепла.

Я дал ей знак поднять рунные палочки и вышел на террасу.

Была еще середина ночи, и небо было черным от туч и сыпало мелким дождем. Я прислушался к шуму воды, прорывающейся между сваями старого моста, и подумал о Стиорре, своей дочери.

— Серая? — спросил Финан, присоединяясь ко мне.

— Это означает север, — сказал я, — и Беббанбург на севере, и южный ветер принесет его пепел на пески Линдисфарены.

— Север, — тихо проговорил Финан.

— Скажи людям, что у них есть выбор, — сказал я. — Они могут остаться и служить Альфреду или могут отправиться со мной. У тебя тоже есть такой выбор.

— Ты знаешь, как я поступлю.

— И я хочу, чтобы «Сеолфервулф» был готов к рассвету.

Со мной отправились сорок три человека, остальные остались в Лундене. Сорок три воина, двадцать шесть их жен, пять шлюх, куча детей и шестнадцать гончих. Я хотел взять своих лошадей, особенно Смоку, но судно не было оборудовано деревянными рамами, которые во время плавания удерживают верховых, чтобы те были в безопасности, поэтому я похлопал коня по носу и почувствовал печаль оттого, что бросаю его.

Скади взошла на борт, потому что остаться в Лундене означало для нее смерть.

Я сложил свою кольчугу, оружие, шлем, щит и сундук с деньгами и драгоценностями в маленьком пространстве под рулевой площадкой и увидел, что Скади сунула туда же свой маленький сверток с одеждой.

У нас не было полной команды, но на гребцовых скамьях заняли места умелые люди.

Уже занимался рассвет, когда я приказал, чтобы на носу водрузили волчью голову. Эту вырезанную из дерева голову с ощеренной пастью мы хранили под носовой площадкой и демонстрировали только тогда, когда находились в чужих водах. Угрожать домашним духам дерзким драконом, скалящимся волком или вырезанным вороном означало рисковать привлечь неудачу, но теперь у меня не было дома, поэтому я позволил волку бросить вызов духам Лундена.