После секундной паузы она продолжила:

— Валерий Иванович будет рад принять вас в любое время.У вас есть наш адрес?

Лола проснулась от духоты. Перина, на которой она спала,была старой и очень пыльной. Лола чихнула тихонько, как кошка, и села напостели. Занавески, сизые от старости, были плотно задернуты, но сквозь нихпробивался солнечный свет — значит, сейчас отнюдь не рано. В комнате никого небыло. Лола потянулась, при этом пружины старой кровати предательски заскрипели,и оглядела себя. На ней была надета старушечья ночная рубашка с длиннымирукавами и высоким воротом, плотно стягивающимся у горла. Лола пощупала ветхийматериал, в памяти всплыло забытое слово «бумазея».

Она выпрыгнула из кровати и подошла к большому настенномузеркалу в деревянной раме, проеденной жучком. Зеркало тоже было очень пыльное имутное, но все же Лола разглядела себя и очень расстроилась.

Она похудела, пока сидела у бандитов — от страха и плохогопитания, под глазами залегли синие тени, и волосы выглядели отвратительнымитемными сосульками.

Вчера ночью, когда Маркиз привез ее в ату квартиру, Лолабыла одержима лишь одной мыслью — найти ванную комнату и уединиться в ней часана два. Квартира оказалась коммунальной, на все ее вопросы Маркиз только моталголовой — мол, завтра все узнаешь. Не зажигая света в коридоре, он протащилЛолу в ванную. Сама ванна была желтая от старости, но газовая колонка работала,и из крана потекла относительно теплая вода. Маркиз велел Лоле вымыться какможно быстрее и не греметь тазами, которые были развешаны по стенкам ваннойкомнаты в неизмеримом количестве.

Ее театральный костюм превратился в грязную тряпку, Лоласложила его в пакет, чтобы потом выбросить. Маркиз принес ей вот эту ночнуюрубашку, и Лола провалилась в сон.

Скрипнула дверь, и на пороге появился Маркиз с двумядымящимися чашками кофе. Лола взяла чашку и уселась на кровати, поджав ноги.

— Что это за берлога? — нарушила она молчание.

— Это комната моей бабушки, — признался он, —она давно умерла. А в квартире еще много народа живет, и они все времяменяются. Сейчас они все на работу ушли, только тетя Зина, соседка, осталась.Но ты все равно из комнаты не выходи.

— А как же? — Лола выразительно поморщилась.

— Ну, проскользнешь тихонько, а так не шляйся.

— Что мы тут делаем?

— Скрываемся, — объяснил Маркиз. — Я в этойквартире уже несколько месяцев не был, так что выследить ее никто не мог.

Мне надо обдумать, что делать дальше. А ты не вздумай никомузвонить.

Лола поставила чашку на стол и прошлась по комнате.

— Нравится? — усмехнулся Маркиз.

— Ничего себе интерьерчик, для старой советской пьесыподходит. «Платон Кречет», например, или «Все остается людям».

— Для тебя там роли не найдется, — поддразнилМаркиз. — Там все женщины положительные, с партийным стажем, думают толькоо работе и считают, что секса у нас нет.

— Если надо, я и такую сыграю, — обиделась Лола.

— Ну ладно, я сейчас в магазин выйду, а ты напиши, чтонужно самое необходимое из одежды. А пока... — Маркиз залез в шкаф ипротянул Лоле старушичий длинный халат из темно-бордовой фланели.

Она затянула поясок, по привычке покрутилась перед зеркалом,потом с отвращением расчесала волосы гребнем и заколола их старушичьимишпильками, валявшимися на подоконнике.

— На Арину Родионовну сильно смахиваешь, —веселился Маркиз.

Когда он скрылся за дверью, Лола рассерженно плюхнулась накровать. Что он к ней цепляется? Не хотел бы — не спасал!

Она еще немного подумала и с изумлением поняла, что Маркиззлится за вчерашний эпизод в машине.

Макс немного покрутился в толпе на Невском, чтобы выяснить,нет ли за ним слежки. Дошел до угла Владимирского, где раньше было знаменитоекафе «Сайгон».

Сколько времени провел он здесь, потягивая крепкий ароматныйкофе из щербатых чашечек с выразительной надписью «Общепит», разговаривая окнигах и рок-музыке!

Ленька, друг детства, приносил редкие записи, импортныепластинки — пласты или диски, как их тогда называли, — болгарский«Балкантон», гэдээровская «Этерна», венгерская «Омега», очень редко — настоящиезападные...

Сейчас на месте «Сайгона» был какой-то заурядный магазин, астоило бы восстановить то кафе...

Свернув на Владимирский, Макс еще раз профессиональнопроверил, нет ли за ним слежки. На первый взгляд, все было в порядке. Он прошелпроходным двором на улицу Рубинштейна, там остановил частника и назвал адреснеподалеку от детективного бюро, но на соседней улице — чтобы водитель, вслучае чего, не мог вывести преследователей прямо на «Альтернативу».

Выйдя из машины, Макс снова огляделся. Улица, на которую онприехал, была безлюдна, так что любое наружное наблюдение исключалось, да и замашиной никто не следил — Макс всю дорогу посматривал в зеркало заднего вида.

Успокоившись, он свернул за угол и зашагал к агентству.

Переулок, по которому он шел, был разрыт — по неизменнойроссийской традиции меняли какие-то трубы.

«Город уже другой, — подумал Макс, — даже странадругая, а ямы и колдобины все те же».

Пробираясь по краю глубокой траншеи, он смотрел под ноги,чтобы не споткнуться о камень и не свалиться в грязь, но тем не менее оступилсяи сильно покачнулся, едва удержав равновесие.

И в ту же секунду услышал характерный звук, который ни с чемне мог спутать, звук, который ему пришлось часто слышать во время службы вИностранном легионе, звук, который не раз снился ему потом в ночныхкошмарах, — звук пули, ударившейся в каменную стену.

Краем глаза Макс увидел выбоину, появившуюся на стене домана уровне его головы, и понял, что не споткнись он, не потеряй на долю секундыравновесие, — ,лежать бы ему сейчас в траншее с пробитым пулей черепом.

Думала об этом одна часть его сознания.

Другая часть отдавала телу мгновенные и безошибочныекоманды. Макс сгруппировался, скатился в ту самую траншею, которую до этогостарательно обходил, и пополз по ее дну, чтобы оказаться как можно дальше отлинии огня.

По выбоине в стене он приблизительно определил позициюснайпера: стреляли из окна верхнего этажа дома напротив агентства.

Макс отполз как можно дальше от того места, где его чуть неподстрелили, и, увидев посреди улицы вагончик-бытовку строителей,воспользовался им как прикрытием, перебежал переулок и прижался к дому, вкотором засел снайпер. Здесь была мертвая зона — стрелок не только не могпопасть в него, но не мог его даже увидеть, не высунувшись из окна. Двигаясьвдоль самой стены, Макс вошел в подъезд и поднялся по лестнице на верхний этаж.С последней лестничной площадки узкий металлический трап вел еще выше, начердак. Макс осторожно вскарабкался по железным ступенькам и чуть-чутьприоткрыл квадратную дверцу, стараясь не скрипнуть петлями.