— Что-то мне нехорошо, постоим тут немножко. — Онаприслонилась к стене и утомленно откинула голову, но Надежда-то прекрасновидела, что старуха вполне сносно себя чувствует, глаза у нее блестят и голоствердый, просто ее чем-то заинтересовал ларек холодной сапожницы.

Двое в ларьке не обратили на них никакого внимания — ониругались. Да, Надежда поняла это по жестам и повышенному голосу тетки. Онагортанно что-то выговаривала парню, а тот хмуро отвечал, набычившись.

Первая мысль, которая пришла Надежда в голову, была о том,что парень — рэкетир, то есть он собирает деньги с таких ларечников.

Но парень, как ни странно, не был похож на бандита. Волосыхорошие, вьющиеся, одет чисто и вполне прилично. Никаких ярких спортивныхкостюмов — обычные джинсы и куртка. Никаких золотых цепей и «гаек» на пальцах.Выражение лица сердитое, но не тупое и не злобное.

Тетка совершенно уже высунулась из ларька и сердитозакричала на парня. Тот резко ответил, дернул широкими плечами, повернулся ипошел по Литейному быстрым шагом, сунув руки в карманы. Тетка крикнула емучто-то вслед и скрылась в своей будке.

Тетя Вася встрепенулась и бодрым шагом отправилась домой,благо было уже недалеко. Поднимаясь по лестнице, Надежда не удержалась:

— Тетя Вася, чем вас так заинтересовала тетка Галия?

— Ее так зовут? — обернулась старуха. — Ты еезнаешь?

— А ее все тут знают, — махнула рукойНадежда, — сколько себя помню, она всегда здесь сидела. Какая-то она.., изюжных народностей, но по-русски хорошо говорит, давно, видно, здесь живет.

— Давно живет, — хмыкнула тетя Вася, —ну-ну...

Надежда открыла дверь своим ключом, и мать выглянула изкухни, откуда доносились аппетитные запахи: тушеного мяса с картошкой и сдобныхбулочек с корицей.

Надежда сглотнула голодную слюну и обрадовалась — она еласегодня только рано утром, перед работой.

— Ну как там? — тихонько спросила мать. —Прояснилось что-то?

Тетя Вася, не отвечая, устремилась в свою комнату и вышлаоттуда тотчас же, держа в руках свои неказистые, но достаточно еще крепкиеботинки. На ногах тети Васи были домашние шлепанцы.

— Я вниз спущусь, обувь починить, — сказала она вответ на приглашение матери пообедать.

— Зачем ее чинить? — хором удивились Надежда сматерью. — Набойки совсем свежие...

— Вот как раз... — Тетя Вася скрылась на кухне ивернулась оттуда с большим столовым ножом.

Этим ножом она безуспешно попыталась подковырнуть набойку.

— Что вы делаете? — опять-таки хором вскричалимать и дочь, но старуха только отмахнулась от них нетерпеливо и продолжала своенеблагодарное занятие. И когда Надежда уже мигнула матери, что старуху нужносхватить и отнять нож, а то как бы она не начала гоняться с ним по всему дому,усилия тети Васи увенчались успехом.

— Вот, — торжествующе произнесла она, держа вруках оторванную набойку, — а говорят, сейчас мастеров хороших неосталось. Посмотрим, как ваша Галия с этим справится.

Она направилась к двери, но тут Надежда, сообразив, что обедотодвигается на неопределенно долгое время, озверела и схватила ее за рукав.

— Пока не объясните, что происходит, никуда не пойдете!

Тетя Вася выдернула руку, потом выпрямилась, став похожей наСтаниславского, но, заглянув в глаза Надежде, покорно отошла от двери.

— Надя, — начала она спокойно, — как тыдумаешь, какой национальности эта Галия?

— Понятия не имею! — Надежда пожалаплечами. — Ну, черная какая-то... А зачем мне это знать?

— А затем, — наставительно продолжаластаруха, — что эта сапожница по национальности айсорка!

— Откуда вы знаете? — заупрямилась Надежда.

— Мне ли не знать! — усмехнулась старуха. — Аайсоры, они же сураи, да будет тебе известно — это прямые потомки древнихассирийцев.

— Что вы говорите? — зло воскликнула Надежда, ейбезумно хотелось есть и совершенно не хотелось углубляться в историю народовДревнего Востока.

— Что-то я такое слышала, — мать решила поддержатьбеседу, — но откуда в нашем городе взялись айсоры?

— Они жили в Ираке, в Турции и в Закавказье, а потом, в1919 году, было большое восстание, турки их вырезали, и оставшиеся бежали вИрак и в Советский Союз.

А у нас уже распространились по многим городам. До войны вСоюзе числилось по переписи больше двадцати тысяч айсоров, — объяснялатетя Вася.

— Ну и дальше-то что? — хамила Надежда. —Зачем вам к этой айсорке нужно?

Ботинки испортили...

Мать дернула ее за рукав, но Надежда была голодна, а когдачеловек голоден, он за себя не отвечает.

— Когда мы проходили мимо, я услышала любопытныйразговорчик, — как ни в чем не бывало, продолжала тетя Вася, — этотмолодой человек приходится вашей Галие родным внуком. И она была оченьнедовольна тем, как он проводит время, а именно: ходит куда-то по ночам, бросилработу и забивает голову какими-то бреднями.

— Обычный разговор бабушки и взрослого внука, —пожала Надежда плечами.

— Да, конечно. Но молодой человек на эти упрекиотвечал, что он занят очень важным делом, что там, куда он ходит, емуобъяснили, кто он на самом деле.

— И кто же он?

— Он — представитель древнего народа сураи; еще вовтором тысячелетии до нашей эры ассирийский народ был силен и знаменит, в товремя как других народов не было и в помине. И давно пора восстановитьсправедливость и вознести потомков славного и гордого народа сураи наполагающуюся им высоту.

Видя, что Надежда с матерью смотрят на нее, разинув рот отизумления, тетя Вася пояснила:

— Я кратко излагаю своими словами, чтобы вам былопонятнее.

— Ничего не понятно, — вздохнула мать. — А причем тут вы?

— Мальчишка нес что-то еще про древних ассирийскихбогов. Потом на руке его — вот тут, — старуха показала на своейкисти, — я заметила татуировку в виде пентаграммы.

Мне хочется узнать об этом побольше.

— Ну идемте, — со вздохом согласилась Надежда.

Тетя Галия закрылась в своей будке и плакала там навзрыд.Увидев Надежду, которая поздоровалась с ней через стекло, Галия приоткрыладверь, взяла поврежденный ботинок, осмотрела его и кивнула головой.

Потом она громко высморкалась в мужской клетчатый платок ипотянулась за инструментами. И вот тут-то тетя Вася обратилась к нейпо-ассирийски. Она произнесла длинную тираду, после чего Галия снова досталаплаток и начала плакать. Тетя Вася снова и снова что-то говорила, и Галияотложила платок и заговорила в ответ.