– Да.

– Извините…

Он удалился озадаченный. А Ирочка подумала, что надо проявить активность. Через неделю случай представился.

Был душный июльский вечер. Сотрудники праздновали день рождения Ирочкиного начальника. Поздравить его явилось немало народу. Воропаев тоже пришел. Ирочка пила шампанское. Воропаев – коньяк. Он слушал веселые разговоры и молчал. Когда было выпито и сказано достаточно, Ирочка подсела к Воропаеву, проговорила негромко:

– Анатолий Вадимович, вы любите приключения?

– Люблю.

– Идемте в музей-квартиру Ленина.

– Сейчас? – удивился он.

– Да.

– Ночь. Все закрыто.

– Я код знаю. А ночью как раз интересно.

– Что будет, если поймают?

– Не поймают. Я не один раз там была… Что, боитесь?

– Не боюсь. Идемте.

Как два опытных заговорщика, один за другим они покинули кабинет, где проходило пиршество, поднялись на третий этаж, подошли к заветной двери. Ирочка умело набрала код, и дверь открылась, позволяя им войти в замкнутое пространство музея.

– Вы когда-нибудь были здесь? – спросила Ирочка.

– Нет, – равнодушно ответил Воропаев.

– Ночью здесь гораздо интереснее. Видите, как романтично.

– Вы находите?

– Да.

Ирочка уверенно двигалась вперед. Пройдя по широкому коридору и миновав темный проход, они оказались в скромном помещении с кроватью, письменным столом. Ирочка повернулась к своему спутнику:

– Это комната Ленина. Здесь он жил. Видите, как скромно?

Тут она шагнула к Воропаеву, обняла, тесно прижавшись всем телом, горячо прошептала:

– Анатолий Вадимович, я хочу вас. Нам будет очень хорошо. Давайте на постели Ленина.

Но она не почувствовала отклика. Он был холоден.

– Не надо, – растерянно прозвучали его слова. – Я так не могу.

– Давайте спустимся. Давайте в вашей комнате, – шептала она.

– Дело не в том, здесь или у меня… Вы не обижайтесь. Я так не могу… Я пойду.

Он двинулся к выходу. Звук шагов оседал на ковре. Дверь пропустила его в коридор.

Что случилось? Он не захотел с ней. Почему? Разве она уродина? Разве у нее плохая фигура? Разве она хуже других женщин?

Она опустилась на пол и так сидела, глядя перед собой невидящими глазами. Она была расстроена вовсе не тем, что не получила желаемое. Ее отвергли, а она всего лишь хотела сделать приятное мужчине, который ей не безразличен. Пусть у него жена. С женой надоедает. Мужчинам необходимо разнообразие.

Надо было возвращаться, но она сидела, не двигаясь.

И вдруг она услышала голоса. Негромкие, грустные.

– Инесса, друг мой, отчего так несовершенны люди? – говорил мужской голос. – Живут ради наслаждений, ради славы, ради власти, не понимая, что только дела важны. Вот и в Библии: «По делам их судите их.» И никто не внемлет. Посмотри, что вокруг творится.

– Володя, люди достойны сочувствия, – отвечал ему женский голос. – Вспомни, что ты сам делал в минувшей жизни.

– Да, я много зла причинил, – вновь послышался мужской голос. – Но я жил ради светлой идеи. Я ошибался, но я хотел как лучше. А что сейчас? Обычная склока. Примитивная борьба за власть, за богатство. Никаких светлых идеалов.

– Володя, зло недопустимо, даже если оно совершается ради светлых идеалов.

И тут до Ирочки дошло – это разговаривают Ленин и Арманд. Это ее звали Инессой. И опять зазвучал голос того, кто жил здесь, в этой большой квартире, много лет назад.

– Друг мой, ты права. – Ленин помолчал. – Будет еще жизнь? Я хочу, чтобы мы были вместе. Никакой политики, никаких государственных дел, никаких потуг ради славы, денег. Я буду жить только ради тебя, а ты – ради меня. Только ты и я.

– Мы не случайно встретились в той жизни. Но я не знаю, что будет в будущей.

– Души должны приходить в мир, чтобы учиться жить.

– Души приходят в мир в обличие людей, чтобы учиться любить. Но любовь телесная мало стоит, если души не любят друг друга.

– Вот видишь! – Какое оживление звучало в голосе Ленина. – Я верю, что мы встретимся. Моя душа узнает твою душу. Какой бы ни была твоя внешность. Я так хочу жить только любовью к тебе. Чтобы ты и я. Как только закончится мое заточение здесь, в Кремле… Может быть, это произойдет уже скоро. Не знаю.

– На все воля Божья… Мне пора.

Все стихло. Повисла веселая звенящая тишина.

«Приснилось? – удивленно спрашивала себя Ирочка. – Разве я спала? Кажется, нет… Не знаю… Ленин слушался ее. Она умнее. Она знает… Важно, чтобы души нашли друг друга. А моя не находит. В этом все дело».

Она медленно поднялась и пошла к себе.

С этого дня, встречаясь с Воропаевым в коридоре, в столовой или в своей приемной, Ирочка испытывала чувство неловкости. Но очень скоро она поняла, что сходное чувство испытывает мужчина, который по-прежнему ей нравился: Воропаев отводил глаза, смущенное выражение торчало на его лице. Ирочке стало смешно.

Столкнувшись с Воропаевым в очередной раз, она проговорила с мягкой улыбкой:

– Анатолий Вадимович, ничего такого не произошло. Вы обиделись на меня?

– Нет.

– Я на вас – тоже. Все нормально.

Он улыбнулся ей, сероватые глаза смотрели понимающе.

– Хорошо. Я учту, – произнес он и пошел дальше.

Их отношения наладились. По крайней мере, она не ощущала ничего, что стояло бы между ними. Но это были отношения людей, вынужденных общаться друг с другом. Ей оставалось только сожалеть, что их не связывает нечто большее. Их души не были созданы для того, чтобы найти друг друга.

Дни летели быстро. Звонки, посетители, письма, документы занимали все время. Вечер приближался стремительно. И лишь в конце рабочего дня наступало затишье. Можно было перевести дух.

Ранней осенью произошли какие-то события, из-за которых Ирочкин начальник стал дольше задерживаться на работе, сидел мрачный, раздраженный. В приемной часто говорили про Верховный Совет, который творил невесть что, про левую оппозицию. Кремлевские сотрудники ходили встревоженные. Подполковник Гавриков из охраны, с которым Ирочка была давно знакома, сказал ей по секрету, что дело может дойти до штурма Кремля, и они готовятся к такому повороту событий. Гавриков уверял, что Кремль не сдадут, и она поняла – дела плохи.

Ирочке приходилось дольше засиживаться на работе. Она меньше видела сына, хотя особо не беспокоилась – пока с ним мама, все будет нормально. Главное, пережить это смутное время.

В один из вечеров, когда начальник уехал по делам, странный авантюризм, заставляющий Ирочку совершать непонятные поступки, завел ее в дальнюю часть здания, где почти никто не ходил, где привычно висела пыльная тишина. Она медленно шла по коридору. Мягкие туфли скрадывали звук ее шагов. Она не мешала тишине. Она была ее частью… И вдруг подозрительные звуки. Будто голоса. Едва слышные. Они доносятся из-за большой двери, за которой зал для заседаний. Один из многих в этом здании. Ирочка осторожно приближается к двери. И в самом деле, за ней кто-то разговаривает. Ирочка наклоняется к замочной скважине.