Я зрю перед собой прекрасные луга;

Там вижу грады я, как кедры возвышенны,

Обременяющи крутые берега,

В которых Волга льясь, в восторге удивилась,

Увидя по себе Екатеринин ход,

Стремление свое сдержав, остановилась

И тем умножила быстротекущих вод,

Которыми покрыв каменья все и мели,

Творя владычице своей свободный путь[337].

Ода Державина, процитированная в начале главы, увековечивала поездку императрицы и отражала ту власть, которую обрело над Волгой Российское государство. Конечно, поэты писали ради славы и удовольствия императрицы и преумножения славы Российской империи. Однако в процессе Волга впервые начинает считаться русской рекой – верной подданной русской императрицы.

Однако укротить Волгу в поэзии было проще, чем в реальности. Так или иначе, к началу XIX века Поволжье стало более интегрированным в Российскую империю регионом, а традиционные свободы казаков и местных народов были значительно сокращены. Военное и бюрократическое присутствие государства укрепилось, а автономия казаков и нерусских народов значительно ослабела. Границы империи, которые нужно было охранять, сместились к югу (Северный Кавказ) и востоку (Оренбург и Сибирь). Это не означало, что Поволжье стало однородной территорией. «Двадцать народностей», поразивших Екатерину и Орлова в 1767 году, представляли многонациональный и многоконфессиональный состав населения Среднего и Нижнего Поволжья. Власть империи нужно было распространить и на нехристиан – язычников, мусульман, буддистов. Этот процесс был сложен и часто включал в себя противоречащие друг другу меры, но был необходим для поддержания нормального функционирования идеологически единой империи. К нему мы и обратимся.

Глава 6

Православие и ислам на Волге

Российская империя определяла себя прежде всего как православную, христианскую и русскую. Однако на самом деле империя была многонациональной и многоконфессиональной, а территории на Средней и Нижней Волге были первыми крупными неправославными регионами, завоеванными русским государством. Нехристианское население было довольно значительным и в городах, и в селах. Хотя большинство нехристиан были мусульманами (о них главным образом и пойдет речь в этой главе), в регионе жили также исповедовавшие шаманизм финно-угорские народы и буддисты. Сопротивление изнутри Русской православной церкви оказывали староверы и члены религиозных сект, основывавших свои скиты в отдаленных районах Поволжья. К концу XVIII века Волга уже перестала быть границей Российской империи, но местные религиозные проблемы и способы их решения имеют фундаментальное значение для понимания того, как правительство Российской империи пыталось обращать подданных в православие, управлять и владеть ими. Волга разделяла восток и запад: согласно уже приведенным словам Екатерины II из письма Вольтеру, Волга служила границей между христианским «Западом» и нехристианской «Азией».

Политика правительства по отношению к нехристианам в XVIII–XIX веках часто менялась, что частично определялось личными взглядами конкретных царей, частично – деятельностью православного духовенства на местах, а частично – степенью успеха обращения местного населения в христианство. Опыт Среднего и Нижнего Поволжья показал, что русское правительство твердо настроено следить за перемещениями нехристианского населения в империи и контролировать его, но в то же время политика в отношении обращения его в христианство могла быть гибкой и прагматичной. Прежде всего государству нужно было признать существование большого количества подданных империи, не являющихся ни русскими, ни христианами, и заручиться их лояльностью.

Этнический и религиозный состав населения Поволжья в XVIII веке точно определить невозможно. Регулярная перепись – и то лишь мужского населения – началась только в конце правления Петра I, чтобы удобнее было собирать подушный налог. Во всей империи этнических русских к концу столетия стало меньше половины[338], хотя славяне – русские, украинцы и белорусы – всегда составляли значительное большинство. Этнический и религиозный состав населения Поволжья в целом отличался от остальной страны. Согласно одним данным, около 1860 года в Казанской губернии проживало 418 504 татарина, в Самарской – 152 908, в Симбирской – 85 412, в Саратовской – 59 897, в Нижегородской – 31 950 (в то же время в Оренбургской губернии их было 858 695, а в Пермской – 71 965)[339]. Примерно тогда же в Казанской губернии насчитывалось 338 440 чувашей и 89 728 марийцев[340].

Впрочем, национальность, конечно, не всегда соотносилась с религией. Не все татары Поволжья были мусульманами: среди обратившихся в христианство выделялись так называемые «старокрещеные», «новокрещеные» и «отступники», о чем речь пойдет ниже. Большинство чувашей и марийцев к концу XVIII века обратилось в христианство – по крайней мере номинально. В результате христиан стало значительно больше, чем мусульман. Подсчитано, что в 1861 году в Казанской губернии жило около 74 % христиан и всего 24 % мусульман[341]. Местные власти живо и очень настойчиво интересовались, сколько именно приверженцев каждой веры пребывает в каждой губернии. В 1854 году была предпринята попытка выяснить точное количество мусульман, иудеев и «идолопоклонников» (язычников) в Казанской губернии и каждом ее уезде. Оказалось, что там проживало 380 601 мусульманин и 8246 язычников и имелось 794 мечети[342].

* * *

Российское правительство в деле обращения нехристиан в православие действовало сочетанием убеждения и силы. Проще всего было убедить обратиться самые богатые и самые бедные слои общества[343]. Землевладельцам – представителям элиты – можно было предложить при обращении те же титулы и права, что и русским помещикам, включая право иметь крепостных. Обращать язычников, исповедовавших анимизм и шаманизм, было намного проще, чем мусульман. Прагматизм и даже толерантность таких правителей, как Петр I и Екатерина II, шли вразрез с убеждениями в том, будто язычники – это «нецивилизованные дикари», которых спасет лишь приобщение к русской, европейской цивилизации посредством обращения в православие (впрочем, такой подход был, разумеется, не уникально русским: его придерживались во многих многонациональных империях, в том числе Французской и Британской). Язычниками были в основном чувашские, марийские и мордовские крестьяне Поволжья, не имевшие ни религиозного лидера, ни общественной организации, которые помогли бы им противостоять пропаганде православия. Кроме того, проще было обращать крестьян – как крепостных, так и государственных – в небольших поселениях, чем жителей городов со смешанным населением. Например, торговые нехристианские сообщества в приволжских городах цари попросту оставили в покое; очевидный пример – город Астрахань, вероятно, самый многонациональный по населению во всей Российской империи.

Для обращения в христианство крестьян, исповедовавших шаманизм, использовались различные посулы; еще больше, впрочем, предлагалось их знатным землевладельцам. В конце XVI века крестьянам угрожали, но если они соглашались перейти в христианство, то им давали одежду и деньги[344]. В Соборном уложении 1649 года, которое институционализировало крепостное право, утверждалось, что обращенных крестьян нельзя приравнивать к рабам, то есть людям без всяких прав[345]. В 1681 году помещики получали вознаграждение за татар, обратившихся в христианство: пять рублей за крестившегося мужчину и два