но это не значило, что к нехристианам относились так же, как к православным, или что они не подвергались наказанию в определенных обстоятельствах. Екатерина не предприняла никаких попыток изменить законы, которые ставили нехристиан (а также неправославных христиан) ниже православных. Перемена веры, разумеется, разрешалась только в одну сторону. Мусульманам запрещалось вести миссионерскую деятельность в среде христиан – согласно Уложению 1649 года, это считалось уголовным преступлением[358]. Православная церковь считала брак таинством, и для вступления в брак с православными русскими мусульмане и язычники (и даже протестанты и католики) должны были обратиться в православие и креститься по православному обряду[359].

Более того, Екатерина могла проявлять к мусульманам мстительность или по меньшей мере закрывать глаза на жестокости по отношению к ним, как и Елизавета. В ее правление прошли две войны с Османской империей, и победы в них она недвусмысленно представила как триумф христианства над исламом. На камее, представляющей победу русских в Чесменской битве 1770 года, коленопреклоненный турок простирал руки перед бюстом Екатерины II, которую венчал лавровым венком пролетавший над ее головой орел. В клюве он держал лист лавра как символ мира[360]. Во время правления Екатерины население Российской империи пополнилось татарами: в 1783 году был захвачен Крым. Многие татары бежали с Крымского полуострова в Османскую империю (подобно калмыкам в 1771 году, о чем говорилось в прошлой главе) – не менее 35 тысяч (иногда называется даже цифра в 100 тысяч). Частично это было следствием намеренного разрушения мечетей русскими войсками (хотя некоторые мечети были разрушены уже после отбытия татар). Последовал опустошительный и преднамеренный грабеж мусульманских святынь. В 1800 году британский путешественник писал, что русские «опустошили страну, срубили деревья, сровняли с землей дома, снесли святыни татар и все их общественные сооружения, разрушили общественные водопроводы, ограбили жителей, осквернили религиозные здания мусульман, выбросили из могил тела их предков на навозные кучи и скормили их свиньям, уничтожили все древние памятники, разграбили гробницы как язычников, так и святых, а останки развеяли по воздуху»[361]. Казанские татары, вероятно, знали о судьбе своих менее покладистых единоверцев.

Александр I (1801–1825) продолжил политику веротерпимости, проводившуюся Екатериной. Однако в 1820-е годы миссионерская деятельность среди татар в Поволжье активизировалась, что во многом отражало духовное развитие самого царя. Во время наполеоновского нашествия на Россию в 1812 году царь получил «откровение», и его религиозные настроения после 1815 года только усиливались. В 1817 году он учредил Министерство духовных дел и народного просвещения, которое занималось делами не только христиан, но и нехристиан. Он также способствовал деятельности Британского и Иностранного Библейского общества в России, чья миссионерская деятельность не ограничивалась распространением Библий, но в ряде случаев приводила к первой письменной фиксации национальных языков. К концу 1818 года общество выпустило в России 79 изданий Библии общим тиражом 371 тысяча экземпляров на 25 языках и диалектах.

Миссионерская деятельность в России продолжилась в правление Николая I (1825–1855) и была особенно активной в 1830-е годы. По мере инфляции стимулы к обращению становились все более лакомыми: в 1849 году новообращенные до конца жизни освобождались от подушного налога, а также на шесть лет от других налогов. Кроме того, им выплачивалось от 15 до 30 серебряных рублей на человека[362]. К концу XIX века, по подсчетам, в христианство обратилось почти полмиллиона жителей, включая 336 911 чувашей, 88 272 марийца, 18 670 мордвинов и 7751 удмурта[363]. Политика Екатерины II по разрешению строительства мечетей была продолжена, и в 1858 году в одной только Казанской губернии было уже 430 мечетей[364].

* * *

Искренность многих обращений была сомнительной. Особенно справедливо это было для исповедовавших шаманизм чувашских и марийских крестьян Поволжья, многие из которых крестились под давлением или из мелочной корысти и часто не имели ни малейшего понятия о вере, которую якобы приняли, и не интересовались ею. Это приводило к стычкам между обращенными язычниками и священниками, однако чаще всего язычники просто продолжали практиковать свою прежнюю веру, принимая лишь внешние формы православия. В 1770-е годы немецкий ботаник Иоганн Готлиб Георги путешествовал по России и отметил, что чуваши лишь «внешне приняли христианство» и в значительно большей степени остались язычниками, а мордвины хоть и крещены, но «все еще привержены своему прежнему идолопоклонству»[365]. Князь Михаил Щербатов, придворный Екатерины II, сурово критиковал православную церковь за жестокость в крещении язычников:

«…но токмо так, как в баню, так их ко крещению водили, и дав им крест, которой они, по грубости своей, неким талисманом почитают, образ, который они чтят за идола, и запрет им есть мясо по постам, чего они не исполняют, а духовный чин и благочинные из онаго берут с них за сие взятки»[366].

В XIX веке ситуация не улучшилась, хотя язычники были христианами уже долгое время. В 1827 году исправник Царевококшайского уезда доносил, что чувашские и удмуртские крестьяне не почитают священников и скрывают свои «языческие привычки»[367]. В 1828 году архиепископ Филарет отмечал, что чуваши будут оставаться язычниками, глухими к христианской вере, пока будут жить отдельно от православных русских, а удмурты продолжают соблюдать свои языческие обряды, в том числе культ предков[368]. Эти страхи были небезосновательны. Например, в 1837 году крещеная чувашка Наталия Петрова (имя и фамилия уже русские) из деревни Хочашево в Ядринском уезде (к юго-западу от Чебоксар) обвинялась в том, что склонила нескольких крещеных чувашей к «идолопоклонству» «ведовством»[369].

«Новокрещеные» татары считались особенно склонными к обращению в ислам. Казанская духовная консистория в 1829 году подсчитала, что из 12 129 новокрещеных татар Казанской губернии, обратившихся в православие в XVIII веке, к исламу вернулись 10 526[370]. И опасения на этот счет также были небезосновательны. Например, в 1866 году исправник Чистопольского уезда (к юго-востоку от Казани, на берегах Волги и Камы) сообщал, что один татарин из села Верхний Никиткин не просто вернулся к исламу, но даже построил молельный дом «в виде мечети без минарета»; он рекомендовал опечатать сооружение, чтобы в нем не молились другие крестьяне[371].

По отношению к татарам-отступникам основным методом правительства было переселение – как отдельных лиц, так и всей деревни. Это шло в русле традиционного обращения государства с теми, кто доставлял ему неприятности: например, в XVII–XVIII веках перемещали казаков – и поодиночке, и целыми войсками, о чем шла речь в прошлой главе. В процессе местные власти прилагали огромные усилия для контроля над обращением и возвращением в свою веру отдельных людей, семей и целых деревень. Такие случаи заставляли заниматься длительной бумажной работой местную полицию, судейских чиновников и даже высшие учреждения. Впрочем, все это вряд ли можно назвать нетипичной ситуацией для деятельности местной администрации в империи, где указ из Санкт-Петербурга мог привести к появлению обширной кипы бумаг, но почти ни