Чучел закрыл глаза, точно провалился на мгновение в то чудесное, заполненное серебряными подстаканниками и хрустальными чернильницами время.

– А потом коробки под монпансье! А после них… Все время что-то находилось красивое и очень недорогое, и я втягивался и забывал главное… У меня было главное, я помнил про главное, но потом опять попадались ложки…

Чучел достал серебряную чайную ложку, подышал на нее и потер о лоб.

– Этой ложкой кушал варенье из грецких орехов сам Столыпин, – сообщил Чучел. – Зачем это мне знать? Зачем мне эта ложка? Я не Столыпин, я никто, я стал никем, я стал собирателем ложек и подстаканников, из которых кушал Столыпин… И это ведь было только начало, это было еще до этого чертова…

– Мы опаздываем на поезд, Лавр, – произнес Грошев уже с убеждением. – На поезд!

Грошев позволил себе повысить голос.

– На поезд, Лавр!

Грошев щелкнул пальцами перед носом Чучела, тот очнулся.

– На какой поезд?

– На пассажирский, – объяснил Грошев. – Он через два часа уже отходит, я же говорю, опаздываем.

Грошев аккуратно взял руку Чучела и принялся разжимать его пальцы, по одному. А Чучел смотрел, как он ему эти пальцы разжимает. Последним был мизинец.

– Тебе нужно травки попить, – посоветовал Грошев, освободившись. – Мята, пустырник, что-нибудь такое.

– Да… – согласился Чучел. – Надо попить… Я попью… Понимаете, ребятки, эти ложки… это отвлекающий маневр, никто этого не понимает, все как бараны, как дети, их гонят и гонят к реке… Дети пошли в школу, а по пути земляничная поляна, ягоды, ягоды, и в школу они уже не попали…

– Следи за собой, – посоветовал Грошев.

– До свидания, – сказал Синцов.

И они пошагали дальше по улице, к трамвайной остановке, а Синцов все боялся, что Чучел вот-вот их снова догонит и вцепится в плечи, но Чучел не догнал.

– Вот об этом я тебе и говорил, – Грошев, не оборачиваясь, указал пальцем за спину. – Мозги кипят. Поэтому на рынке так перегаром и воняет, почти все настоящие коллекционеры сильно квасят. Я говорил: запах коллекционирования – это вонь дрянных беляшей и водочного перегара. Он прав, конечно…

– В чем?

– В том, что пожить по-человечески хочет, – ответил Грошев. – Он еще не старый, может успеть. Ты же видел, в каком он состоянии. Коллекции свои сбросил, автоматы разбил, денег поднял, теперь, наверное, в путешествие отправится. Чучела довыщиплет – и в путь, пойдет куда.

– Куда?

– Не знаю. Во Владивосток, он, кажется, хотел посмотреть Россию.

Синцов представил, как бывший коллекционер Чучел сидит в разгромленной комнате посреди обломков железного мусора, выщипывает последний мех из последнего байбака и мечтает о пешем походе во Владивосток.

– А насчет удачи я был прав, – Грошев ткнул Синцов локтем в бок. – Прав на все сто пятьдесят.

– В каком смысле?

– В смысле бонусов. Ну, фляжка? Ты что, не понял? Если честно, на фляжку я совсем не рассчитывал, не думал, что Чучел с нею даже за деньги расстанется. А он просто так отдал. Двадцать три жетона.

– Откуда ты знаешь?

– Там на боку написано было. Жетон – год, все булавкой выцарапал. Он их одиннадцать лет собирал. А теперь у меня.

Грошев подпрыгнул, жетоны брякнули в рюкзаке.

– Думаю, каждый уйдет рублей по пятьсот, может, и больше. Итого…

– Десять тысяч, – быстро посчитал Синцов.

– Точно, десятка. Как договаривались, пятая часть твоя. Домой приедем, отдам.

Синцов хотел ради приличия возразить, что его участия в этом нет никакого, но потом неожиданно для себя решил, что это не так. Если эти ненормальные верят в удачу и архангела Михаила, то это их проблемы. И если Грошев уверен, что ему, Синцову, полагается пятая часть, то пусть, он не дурак от денег отказываться, хватит отказываться.

– Нормально, – согласился Синцов. – Две штуки – это нормально, это хорошо. Может, мне их тоже… инвестировать? Не знаю, рубль со звездой купить?

– Смотри сам, – сказал Грошев. – У меня есть и другие неплохие рублики, могу скинуть. Ты взял серебряный полтос, а я могу тебе его вполне поменять на червонец, если дело пойдет.

– Золотой, в смысле?

– Ага.

Золотой червонец. Это даже звучало солидно. Имперски. Золотой червонец. Его высокопревосходительство вице-канцлер… Как-то так.

– Не знаю… Я подумаю… Посмотрю…

Деньги действительно не очень нужны, а вот золотая монета… Интересно.

– Только не пытайся этим сам заниматься, тут нужен опыт. Новичков кидают направо и налево, так что если хочешь начать собирать что-то, собирай простое. Простое, но ценное. Советскую юбилейку многие собирают, ее тоже не так просто собрать всю, особенно с браками и разновидами. Там есть интересные вещи…

– Я подумаю.

– Подумай.

Грошев подпрыгнул еще раз, и железо в его рюкзаке снова брякнуло, Грошев довольно улыбнулся.

– Многие начинают собирать, загораются, остывают, монеты остаются ржаветь, потом по дешевке уходят. Лучше не спешить, лучше по прохладе.

– Да, не спешить… Послушай, Петь, а ты действительно веришь? В историю с… этим жетоном?

– Я этим почти десять лет занимаюсь, я тебе уже говорил, много чего повидал. В эту конкретную историю я не верю, но вообще… вообще есть странные совпадения. Вот, например.

Грошев выдернул с шеи небольшой кожаный кошелек размером, может, с пятак. Кошелек явно самодельный, сшитый из другого кошелька, побольше, со стертой кнопкой. Грошев откнопил клапан, достал жетон.

«Жетон на получение собаки № 17».

– Один мой дальний родственник работал в Кировском собачьем питомнике, там такие выдавали вроде как. Я выявил таких восемь, еще где-то девять штук как минимум есть. Но не это важно. Видишь, там сбоку царапина? В виде орла такая, как будто птицу подстрелили.

Синцов убедился, что царапина есть, и на самом деле в виде орла.

– Я видел этот жетон в пять лет. Мы с отцом тогда за грибами поехали, вышли в Осиновке, стали покупать обратные билеты, а он…

Грошев подкинул жетон.

– Он был вставлен в раму за стеклом кассы. Я его заметил только потому, что сам хотел собаку тогда сильно.

– Собаку?

– Ну да. Все в этом возрасте хотят собак.

– Я не хотел, – возразил Синцов.

– А я хотел. Этот жетон был вставлен в стекольный паз, а справа еще пятак был старый, восемьдесят второго.

– Может, еще один такой был? – предположил Синцов.

– Не. Это тот самый. У меня профессиональная память, я эти вещи никогда ни с чем не путаю. К тому же остальные жетоны номерные – номер восемь, девять, четырнадцать. Этот жетон обошел всю страну и вернулся ко мне. И такого много. Очень много. Жетонизм – это тоже сплошная мистика, только не такая мрачная, как в нумизматике…