Определив расположение нейронного блока, я попытался спуститься по рабочему стволу на два уровня, надеясь увидеть, на что похожа центральная нервная система. Но мир Нод-2 мгновенно помутнел, и ослепительный свет, в который был погружен Алмаз, снова хлынул на мою сетчатку. После чего ко мне вернулось природное зрение, а пульт управления заблокировался и послал сигнал тревоги. Немедленно со мной через наушник связался контролер, чтобы жестко призвать к порядку. Я, обменявшись едва заметной улыбкой с соседом, с невинным видом принес извинения и опять подсоединился. В мозгу снова возник визуальный мир Нод-2, и я заново начал вводить свои персональные данные. Зато я узнал то, что и хотел: мы все находимся под жестким наблюдением.

С течением дней внутренние структуры Нод-2 все же начали проявляться, раскрывая передо мной такие перспективы, о наличии которых в биоинформатике я и не подозревал, то есть совершенно новые области применения. Должен сказать, что я намного быстрее других освоился со своей рабочей обстановкой, чем не преминул привлечь к себе внимание. За несколько недель я был признан одним из самых эффективных пультовиков.

Когда я погружался в Инфокосм, у меня иногда возникало ощущение, будто я становлюсь кем-то другим и словно бы вибрирую в унисон с этой удивительной машиной. Я сам не очень понимал то мощное чувство, которое испытывал всякий раз, подсоединяясь к биоСтрукту, перемещаясь среди переливающихся графических аналогов бесчисленных источников данных или же несясь по пенистым синим волнам собранной в центральной памяти информации…

– Кончай витать в облаках, Вильжюст!

Я вздрогнул. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что я сквозь дымку наложенных данных из биоСтрукта в упор смотрю на Харберта. Потом я вспомнил, где нахожусь, и понял, что контролер вторгся в поле моего зрения, нарушив его отделенность от внешнего мира, чтобы задать мне трепку. Я безропотно вернулся к работе.

Время от времени такое со мной случалось. Отвлекаясь на ирреальную красоту информационных полей, я забывал, зачем я здесь. И тогда я отдавался на волю потока, плыл среди радужных разводов внутренней вселенной Нод-2, наконец-то вырвавшись из того разлагающегося мира, в котором, как мне казалось, был вынужден существовать.

– Думаете, биоСтрукт построили исключительно для того, чтобы вы могли прогуливаться по его контурам? – проревел Харберт. – Я уже по горло сыт тем, что должен работать с самой дерьмовой командой во всем управлении! Шевелитесь, черт бы вас побрал, иначе мы здесь до утра проторчим! А тогда, будьте уверены, вам несдобровать!

Все, не смея поднять голову, уткнулись носом в свои терминалы. Даже Морен, единственный техник в команде, который не был бесшипником, явно почувствовал себя неуютно.

– Все в порядке, – прошептал Паскаль, – я поработал с блоком жидкостных подводок. Можешь опустить их обратно на операционный уровень.

– Понял, – ответил я, восстанавливая непрозрачность поля зрения. – Я этим займусь и постараюсь сделать все побыстрее.

– Вполне на тебя полагаюсь, – подмигнув, заверил Паскаль.

Какое везение, что этот парень рядом. Без Паскаля мне было бы намного труднее выдержать существование на борту «Святого Михаила».

Поначалу меня смутила его… как бы сказать… задиристость. Но прошло несколько дней, и в конце концов я не устоял перед привлекательностью того забавного контраста, который и был его отличительной чертой, – с одной стороны, этакий мятежный горлопан, причем в весе пера, но при этом с другой – наделенный удивительной способностью к тонкому анализу. Мы с самого начала подружились. А положа руку на сердце, возможность рассчитывать на чью-то поддержку в подобном окружении была совсем не лишней.

Даже если всем оказалось сложно приспособиться к жизни на борту, то для бесшипников это было особенно тяжело. Выяснилось, что многие солдаты регулярных войск рассматривают класс Ноль как идеальную отдушину, то есть как мальчиков для битья. Несмотря на то что начальство категорически запрещало любые меры физического воздействия, постоянные издевательства делали жизнь насильно мобилизованных невыносимой.

Для меня стал жестоким разочарованием тот факт, что даже кадровые служащие зала общего контроля не были исключением из общего правила. Несмотря на то что их образовательный уровень был выше среднего, они легко позволяли себе такие же злобные и агрессивные выходки, как любой рядовой солдат. Паскаль воспринимал эту ситуацию еще тяжелее, чем я, – он всю жизнь отвечал ударом на удар и никогда не позволял себе прогибаться. А здесь ему все время приходилось сдерживать свою воинственность, что было для него крайне мучительно.

Мы поддерживали друг друга в тяжелые моменты, стараясь забыть про свои неприятности во время долгих ночных бесед, когда мы затрагивали самые волнующие темы, куда менее будничные, чем проблемы отопления «Святого Михаила».

– Есть! – воскликнул Адельф Пероль, еще один бесшипник из нашей команды. – Я нашел аномалию в секторе С. Забилась одна из вентиляционных решеток на складе инструментов. Возможно, не так поставили ящики или что-то вроде того.

– Понял, – проворчал Харберт. – Пошлю туда кого-нибудь. Вильжюст, вы закончили?

– Практически да. Не думаю, что на двенадцатой палубе есть другие термические аномалии. Жидкостные подводки выглядят идеально.

– Плевать мне, как они выглядят. Что за дерьмо ты несешь? Они в порядке, да или нет?

Даже не глядя на Паскаля, я знал, что он стиснул челюсти, пытаясь сдержаться и не послать начальство куда подальше. Я поспешно ответил, пока он не пошел вразнос:

– Да, они в порядке. Список полный.

Харберт с силой выдохнул и резким щелчком закрыл свою консоль.

– Проклятье, а я уж думал пристрелить кого-нибудь, чтобы остальным неповадно было. Ладно, закончили, валите все отсюда! Разрешаю отключить пульты.

Услышав это, все семеро бесшипников отсоединились, и мы смогли наконец размять свои члены, затекшие от многочасового беспрерывного сидения. Как и каждый раз, отключаясь от Нод-2, я ощутил легкий укол сожаления, но голод, от которого сводило желудок, быстро взял верх над этим чувством. В глубине зала Морен, перешучиваясь и бросая на остальных насмешливые взгляды, уже болтал о чем-то с Харбертом.

– Еще один жополиз нашелся, – пробормотал Паскаль. – А что ему остается: как пультовик он годится только консоли включать.

Морен живо обернулся на нас, словно услышал, но ничего не сказал. Паскаль уставился в пол и направился к выходу. Это позволило ему не заметить неодобрительную гримасу на моей физиономии, а главное, избежать столкновения с Мореном. Не говоря ни слова, мы прошли между двумя охранниками у двери, и та издала три неопределенных звука, указывающие, что наш (или, вернее, мессенджеров, которые мы при себе носили) выход зарегистрирован.

Оказавшись снаружи, я немного ускорил шаг, догоняя Паскаля. От небольшой нотации ему не отвертеться.

– Однажды…