Перечисленные поименно медленно, с неохотой оторвались от кресел, лица их скрывали маски, у многих так же кустарно вырезанные из чего попало, как у Грениха. Вскочила Коломбина, дерзко дернув подбородком и поджав пунцовые губы, открыла веер, взявшийся неведомо откуда, стала нервно обмахиваться, обводя зал торжествующим взглядом.

Следом за Ритой принялись подниматься остальные. Грених успел встать, прежде чем это сделали двое последних. Как все прочие, он низко опустил голову, боясь, что, поднявшись, станет узнанным в полоске света. Он опускал подбородок к груди до тех пор, пока не почувствовал, как съезжает набок цилиндр, насилу поспел его подхватить. Паж в малиновом берете с тонкой веточкой живой изгороди вместо пера и Панталоне в красном колпаке поверх седины поднялись после профессора. Широкая фигура Панталоне отгородила от взоров тех, кто был на сцене и за кулисами и, несомненно, наблюдал за залом.

– И тут я вам должен предъявить ультиматум, – внезапно ставшим жестким голосом громыхнул граммофон. И дальше уже говорил без заикания, чисто, неприкрыто подражая вождям коммунистической партии.

Грених побелел, услышав сначала грузинский акцент Сталина, а через предложение раскатистое «р» Владимира Ильича. Это было уже слишком!

– Никаких знакомств! Никаких имен, лиц! Нэ советую произносить слов, звуков, вообще подавать голос, чтобы нэ оказаться узнанными. Молчите, молчите, оставайтесь тэнями! Сядьте! Что ж вы, как покорные рабы, а не народ с гордо поднятой головой, по первому движению руки дирижера готовы исполнить любую глупость… Тем более что мы не раз встречались в коридорах лэчебницы на Пречистенке, которую сейчас называют центром судебно-психиатрической экспертизы. Бр-ратья мои и сестр-ры, друг для друга вы Мор-ретта, Ар-рлекин, Пьер-ро, ваши имена написаны на пр-ригласительных. Нас будут ловить, а поймают только маски, пустую одежду.

Все тихо опустились. Грених ломал голову, почему этот Шляпник упорно называет себя пациентом Пречистенской больницы. Невольно он стал перебирать в уме, кто бы мог решиться на такую странную антрепризу.

Тут свет погас, и со сцены донеслась приглушенная возня, скрип тяжелого механизма – шли какие-то неведомые приготовления. Сердце Грениха опять забилось сильнее, к горлу подкатила паника. И когда совсем стало нечем дышать, он приподнялся, но луч прожектора вновь упал на сцену.

Сцена не изменилась, но за ширмой добавилась тень человека в объемном не то плаще, не то пальто, с густой шевелюрой. Он сидел в кресле, небрежно уронив локти на колени, а голову на ладонь, будто уже притомился ждать. Напротив него находилось еще одно кресло, оно пустовало.

Под умело настроенной лампой за ширмой силуэт незнакомца был очень четко нарисованной на белом полотне тенью. При взгляде на него Грениха тоже потянуло опустить локти на колени – здесь в партере было тесно, колени упирались в спинку сиденья спереди, ноги порядком затекли. Но он резко выпрямился, внезапно осознав, что тот за ширмой копирует его.

– Это – профессор Месмер, которого вы хорошо знаете. А он – знает вас, – голос из граммофона взревел, на полотне освещенной ширмы показалась фигура человека в широкополой шляпе. Он лихо развернулся на каблуках, встал полубоком, опустив руку на спинку пустого кресла. – Неправда, заявите вы, поскольку Франц Антуан Месмер давно в могиле и жил он два века назад. Но, хотите вы того или нет, этот человек обрел бессмертие, затесался среди советских граждан и даже умудрился получить профессорскую должность. Это он будет снимать с вас оковы страха. Профессор Месмер обладает колоссальной магической силой внушения. Его мастерство – проникновение в психическую сферу разума. Он легко вторгнется вам в голову, и вы не заметите, как станете другим человеком. Но мы не будем вносить росчерком гипноза какие-то там чужие мысли, мы внедрим вам в подсознание ваши собственные, те, которых вы боитесь, не подпускаете, но тем не менее выберете! Предлагаю отнестись ко всему происходящему как к игре.

Грених заерзал в кресле – стоит ли позволять всему этому происходить? Тут и до массового психоза недалеко. Нужно сейчас же подняться и остановить его. А что, если это все же какой-то из пациентов? Мейерхольд знает, что у него в театре ночью нервный больной организовал сходку? Каким позором все обернется для этого пациента, если Грених сейчас сорвет с него маску и, применив силу и давление, выведет за шкирку на глазах у публики. А как быть с теми, кто в зале? Многие из них – простые люди, попавшие сюда случайно. Милиция начнет разбираться, естественно, доберется до пластинок. А после прослушивания таких речей уж наверняка всех приглашенных арестуют и будут долго трясти на предмет измены.

– Обернем же все обычной игрой, забавой, – звучал голос из трубы граммофона. Шляпа поднял руку, и по ее мановению явился бес с длинным свитком и охапкой карандашей.

– Пустим по кругу этот свиток, каждый участник должен придумать невинную шутку для нашего несравненного общества и записать. Следом список фантов будет зачитан, каждому присвоим нумер.

При этих словах на сцену выкатили большой стеклянный шар с отверстием сверху, в нем точно клубился светящийся газ – скорее всего, стенки были выкрашены фосфором. На дне шара покоились бочки от игры в лото. С шипением игла на граммофоне прочертила кривую перед бумажной частью пластинки, выполз на четвереньках бес, сменил диск.

– По очереди будем запускать руку в сосуд, – загрохотало из трубы, – и вынимать для себя то из «шалостей», которое только что выдумали. Фанты не вполне обычным способом, а под гипнозом, причем знать о случайном выборе мы не будем, это останется в секрете для гипнотизируемого. Профессор Месмер произведет сеанс прямо на ваших глазах. Итак, готовы? Буду спрашивать каждый раз, когда возникнет предчувствие недоверия. Не желаете ли покинуть наше тайное общество? Но помните, если вы покинете этот зал единожды, обратная дорога в наш клуб будет закрыта, и вы останетесь со своими непобежденными страхами одни, вас затянет в трясину советщины, вы будете ее рабом на веки вечные… веки вечные… веки вечные…

Ни одна душа не проявила протеста – единодушная покорность. По велению встали, по велению сели, по велению пишут. Неужели ни у кого из собравшихся не найдется и капли здравого смысла? Какая еще невинная шутка в обществе?

Грених украдкой окинул взглядом широкий партер – пестрые костюмы в полутьме казались просто немыслимыми: ну что за балаган?

Черно-красные хвостатые фигуры заскользили меж рядами неслышными тенями, преподносили пишущие принадлежности и небольшие дощечки, которые можно было подложить под бумагу.

Грениху тоже достались карандаш и дощечка.

– Призовите на помощь все свое неисчерпаемое воображение. Быть может, на ум придет