В темноте впереди закружилось что-то острое. В угасающем свете Олео разглядел два железных полена, усеянных сотнями крошечных серебристых зубов. Они вращались внутрь, срубаясь друг с другом, и перемалывали кукурузу в тончайший порошок. Язык катил Олео прямо на них.

Олео повернулся и бросился назад к разверстому рту, но язык под лапами двигался слишком быстро. Спрыгивать было некуда – стены окружали со всех сторон. Расстояние между ним и вращающимися зубами мало-помалу сокращалось, пока…

– Ай!

…пока мельница не вырвала у него клок меха из кончика хвоста. Он поджал хвост между лапами и попробовал бежать быстрее, но колени уже горели, а в лёгкие будто набились иголки. Он оглянулся на секущие зубы – не в них ли угодила Дасти… но вокруг, он заметил, не было крови. Одна лишь кукурузная пыль.

Это препятствие Дасти, выходит, проскочила. Но как?

Олео мчался на месте. Он уже задыхался, лапы тряслись, он отчаянно искал выхода. Он потихоньку проигрывал конвейеру в беге, задние лапы съезжали всё ближе и ближе к зубам, готовым стереть его в порошок.

Сверху пролился ещё один водопад кукурузы, и Олео увидел ответ. Собрав последние силы, он скакнул вперёд. Когда железные створки дозатора кукурузы начали закрываться, он взлетел вверх по золотистому водопаду и вцепился лапами в края створки.

Морщась от потока зёрен, сыпавшего на лицо, он карабкался вверх, подтягиваясь на лапах, в самую гущу золотого озера. Едва лишь хвост успел проскользнуть мимо закрывающихся створок, как они – дзеньк! – сомкнулись. Подминая под себя зёрна, он забирался всё выше и наконец оказался на поверхности в чане с кукурузой. Он зашевелил лапами вбок и, рассыпая с шубки зерно, выбрался на край чана.

Он был теперь не внутри Машины. А на самом верху. Её железо дрожало под лапами. Дасти нигде не было видно.

Ступая по краю чана, Олео перешёл на другую сторону. Внизу, на летящем со свистом языке, двигались кучки тончайшего золотистого порошка.

«Там ведь мог оказаться я», – подумал Олео.

– Ау-у-у-у!

Глубоко в брюхе Машины снова кричала Дасти.

– Я иду, Дасти! – перекрывая грохочущий вой, подал голос Олео.

Он сделал вдох и потом снова спрыгнул на ленту конвейера в столбиках кукурузной пыли. Шестерёнки здесь оказались грязнее. Стены покрыты налётом.

Бегущий язык с грохотом мчал его к железной трубе, которая шипела обжигающим паром. Желудок Машины. Даже за несколько хвостов от трубы пар был такой горячий, что можно ошпарить нос. А если Олео попадёт в трубу, его сварит.

Ещё ус, и его бы накрыло паром, но Олео заёрзал задними лапами и вскочил на трубу. Железо обожгло лапы. Он скакал по трубе, поскальзываясь и едва не падая, подушечки на лапах, казалось, вот-вот расплавятся. Добежав до конца, он кубарем – не пойми, где нос, а где хвост, – свалился с трубы и – ПЛЮХ! – упал на горячий слой кукурузной пасты.

Язык грохотал, разрывая на куски густую, как глина, пасту и нёс его к пропасти, где варёная кукуруза переливалась через край дымящимся золотистым водопадом. Внизу поток резало чем-то острым.

Пока язык не сбросил Олео в пропасть, он откатился в сторону на узкую полосу железа между несущимся языком и крутым обрывом во тьму. Он собрал лапы вместе, одну перед другой, едва умещаясь на полосе. Осторожно, стараясь не потерять равновесия, он подкрался к краю языка и заглянул вниз.

Там, сжимая в зубах цепь, висела Дасти. Под ней зияла яма, в которой крутились лопасти ножей.

Лопасти кромсали на куски водопад из варёной кукурузной пасты и плевали ошмётками в мех Дасти. Она крепко зажмурила глаза. Из уха текла кровь. Хвост подпалило. И она соскальзывала. Если упадёт, то прямиком на ножи.

Олео потянулся к ней. Он щёлкал зубами, пытаясь схватить цепь и вытащить лисицу из ямы.

Дасти услышала и открыла глаза.

– Ырни хо! – завопила она сквозь зубы.

– Чего? – насторожился Олео.

– Хо! Хо! Ырни эо!

Олео только покачал головой.

– Я не понимаю!

Дасти тяжело засопела носом. Челюсть задрожала. Единственный клык скользнул по цепи ниже.

Глазами она снова и снова показывала в сторону, на заднюю часть Машины.

– Выдернуть хвост? – догадался Олео.

– Гха!

– Ртом?

Дасти зарычала.

– Ты же сама говорила не кусать Машину! С меня свалится шкура!

– Э кысай сийно!

Олео напрягал слух, пытаясь разобрать слова за режущими ножами.

– Что ты сказала?

Дасти закрыла глаза и крепче сжала на цепи зубы. И соскользнула ниже.

– Я иду, иду! – вскрикнул Олео. – Только… держись!

По другую сторону ямы с ножами он заметил ровную железную поверхность. Он упёрся лапами и перепрыгнул, на мгновение почувствовав животом тёплый ветер от вращающихся ножей.

Лапы коснулись железной поверхности и разъехались на слое жира. Олео треснулся головой о железо, упал, отскочил от края ямы с ножами и опять свалился на бегущий язык.

Не успел он подобрать лапы, как его тут же унесло в другую шипящую трубу. Сверху булькали и плевались форсунки. Олео сморщился в ожидании, что его сейчас сварит. Но форсунки всего лишь покрыли его мех тёплым слоем жидкого жира.

Вместе с блестящими подушечками корма его вынесло из шипящей трубы в барабан, который вращался и завывал, поднимая ледяной ветер. Олео швыряло и хлестало кормом, и наконец барабан провернулся книзу и вывалил их с едой в гнездо на странном железном дереве.

Он попытался выпрыгнуть, но сверху ему на лицо посыпалось ещё больше подушечек корма, а корм снизу заглатывал его лапы, потом колени, потом туловище и хвост.

– Даст… – закричал он, и его тут же накрыло с головой.