где и как этому учат – сохранять здравомыслие и действовать, руководствуясь разумом, а не эмоциями? Или с этим просто надо родиться? Вспомнилась Селия с ее «раз пятьсот прилетит по спине – научишься». Мне бы для начала научиться просто не делать ничего, когда не хватает слов, а мысли куда-то деваются из-за переполняющих чувств. Кажется, об этом тоже надо поговорить с госпожой Кассией. Пора записывать вопросы, которые нужно ей задать.

Когда преподаватель нас отпустил, Алек окликнул нас:

– Первый курс, минуту внимания! Рукопашки второй парой не будет. – Этельмер кивнул, подтверждая его слова. – Вместо нее – дополнительная пара артефакторики. Собираетесь после завтрака у ворот и чинно, мирно и с достоинством…

Кто-то захихикал.

– … под присмотром господина Мелтона следуете во дворец на обещанную экскурсию по императорской сокровищнице.

Кто-то засвистел, кто-то радостно загомонил.

– Пытаться прихватить что-то не советую, дракон, как известно, свое сокровище всегда найдет, а вора схарчит и не подавится. Всем ясно?

– Ясно, – вразнобой ответили мы, прекрасно понимая, что последнее наставление было шуткой, а в чинное шествие толпы боевиков-недоучек Алек не верит сам.

– Не забудьте взять грамоты, дворянские или на жительство. Свободны.

Глава 21

Удивительно, но остаток утра обошелся без происшествий. Как я и предполагала, Бенедикт не удостоил меня чести лицезреть его битую физиономию. Да и я особо не рвалась: Феликс не поскупился на подробности. Судя по красочному описанию, боевикам действительно не было смысла марать об него руки.

Кроме соседа Бенедикта, его поведением возмутились и международники. Возмутились даже не самой идее – в конце концов, верша большую политику трудно сохранить манжеты белоснежными – а топорной ее реализацией. Как ехидно прокомментировал Зак, «получил не за то, что украл, а за то, что попался». Правда в их кругу, насколько я поняла, выяснять отношения на кулаках принято не было, и Бенедикту достались лишь насмешки, но и их могло хватить, чтобы основательно подпортить жизнь.

Селия, подошедшая к нам после завтрака, сообщила, что вид у Бенедикта довольно кислый, и сидит он за столом в гордом одиночестве. Как и Корделия. Похоже, мало кто всерьез полагал, будто она оказалась настолько доверчивой, что не усомнилась в желании угловатого написать книжку. Хотя, со слов Селии, некоторые не понимали, что на нее нашло – Корделия слыла девушкой взбалмошной, но доброй – и поговаривали, что нужно бы как следует разобраться в ситуации. Услышав это, я пожала плечами. Пусть разбираются сколько угодно, мне скрывать нечего, и яд в мой шкаф не сам прикатился.

Чувствовать себя отомщенной было приятно, все мои тревоги рассеялись на время, вот разве что немного портило настроение отсутствие Родерика. После того, как мы много дней почти не расставались, без него было пусто. Но все же, когда мы толпой вывалились за ворота, направляясь на экскурсию, настроение у меня было превосходное.

Стояло бабье лето, солнце пригревало, но не жарило, господин Мелтон, преподаватель артефакторики, обожал не только свой предмет, но историю города и, кажется, архитектуру. Я заслушалась его рассказами, и даже незнание терминов не мешало. В конце концов, что такое «фронтон» можно шепотом спросить у Феликса или потом заглянуть в библиотеку, но где бы я еще услышала столько городских баек за один раз?

Например, всю жизнь проживя в столице, я впервые узнала, что малюсенькая речушка Очш, протекающая по дворцовому парку, такая малюсенькая, что я приняла ее за оросительный канал, была названа в честь древнего ящера, прародителя драконов, который якобы вышел из ее вод. Хотя, если начистоту, я и про существование этой речушки впервые услышала – в городе ее спрятали в трубы под мостовые, чтобы не мешала, и только в парке позволили течь свободно.

– Тут цыпленку-то утопиться негде, не то что ящеру, – фыркнул Зак.

– Как существо магическое, предвечный ящер одновременно везде и нигде, – парировал преподаватель. – То же касается и размеров. В одной легенде он проглотил солнце, в другой – просочился в щель между половицами.

Впрочем, в дворцовом парке инициативу рассказчика перехватил Себастьян, оказавшийся поклонником всяческих растений. Через четверть часа у меня закружилась голова от мудреных названий, которыми он сыпал – а может, от запахов и буйства красок осеннего сада. Нет, наверное, все же от названий, потому что Дамиан, хихикая, спросил, почему тот не подался на бытовой, цветочки выращивать.

– А я собирался, – без тени смущения признался Себастьян. – Нашему саду все соседи завидовали. Но отца от этой идеи чуть удар не хватил. Ничего, если после боевого можно поступить на целительский, то чего на бытовой нельзя? Получу диплом с отличием, чтобы отец успокоился, подзаработаю на обучение и вернусь.

– Тем более на бытовом такой цветник, глаза разбегаются! – поддакнул Зак под общий хохот. – Не то что у нас один-единственный цветочек… – Он ойкнул, когда я пихнула его кулаком в бок и добавил: – Да и тот хищный!

– У нас не цветочек, у нас котенок, – поправил его Феликс. – Бойцовый.

В парк нас пропустили, не задерживая – преподаватель просто предъявил гвардейцам какую-то бумагу, а у парадных дверей дворца пришлось подождать.

Два гвардейца проверили наши документы, сверяя их со списком. Стояли мы недолго: казалось, будто охранникам хватало одного беглого взгляда, чтобы сличить описание, внешность и фамилию в списке. Наверняка эта небрежность была лишь видимостью, в конце концов, не мне одной могла прийти в голову идея пробраться во дворец, заменив кого-нибудь из студентов и накинув иллюзию. Конечно, я не собиралась ее реализовывать, но мне и до императорской семьи дела не было. А многим наверняка было.

Прежде чем провести процессию вглубь дворца, нам велели снять и сложить в шкатулку все артефакты, какие у кого имелись. Пришлось мне отцепить с изнанки лацкана брошь – подарок Родерика, которую я сейчас носила просто как напоминание о нем. От меня не укрылось, как взлетели брови господина Мелтона, но к моему облегчению, он не стал расспрашивать. А вот Феликс не удержался.

– Зачем носить брошку, если ее никто не видит? – полюбопытствовал он. – Вроде они не запрещены.

– Затем, что Нори так хочется, – ответил Зен прежде, чем я успела открыть рот.

– Еще бы к трусам… – проворчал Феликс, пригнулся, уклоняясь от оплеухи товарища, и замолчал.

Не знаю, весь ли дворец утопал в роскоши, или коридоры, по которым нас вели, были созданы как раз для того, чтобы производить впечатление на посетителей, но и безо всякой сокровищницы от увиденного захватывало дух. Узорный паркет, в который, кажется, можно было глядеться как в зеркало,