– Кого? – удивляется Вика. – Ты издеваешься надо мной?

– Почему ты думаешь, что история любви двух попугаев хуже истории любви двух людей? – возражаю я. – И потом, ты еще не выслушала ее.

Итак, жил да был на свете волнистый попугайчик- альбинос, которого звали, допустим, Кеша…

– А что такое альбинос?

– Он был совсем белый.

– Белый – неинтересно!

– Есть очень красивые волнистые белые попугайчики. Кстати, более редкая порода. Но и сволочью он был тоже редкостной.

– Почему сволочью?! Попугай не может быть сволочью!

– Ты очень высокомерно относишься к животным, – говорю я, поглаживая Лизу. – По-твоему, и любить они не могут, и сволочами быть не могут? Только мы с тобой?

– Ты меня совсем запутал!

– А ты помолчи немного.

…Так вот, эта маленькая пернатая сволочь разрушила большую любовь.

– С этого места подробней!

– Я буду рассказывать от первого лица, если не возражаешь.

…Мы познакомились в поезде дальнего следования.

– В ресторане? – сразу интересуется Вика.

– Нет, это было обычное купе. Но почему-то мы оказались в нем вдвоем. Наверное, пассажиров было мало. Вот захожу я туда и вижу: лежит на нижней полке милая такая девушка. Милая, понимаешь? Не красивая, нет. Но милая просто до невозможности! Такая блондинка, в шортиках, в очках круглых, больших, глаза зеленые, спина худая, ноги бледные. Все время как бы потягивается…

– Кокетка!

– Нет, не кокетка… Очарование в ней было какое- то необъяснимое… Какое-то смертоубийственное! Прелесть была, понимаешь? Не грубая, не бабья…

– И вы пошли в ресторан, – напоминает Вика о главном.

– Милая, ты, возможно, не знаешь, но в поезде есть еще много разных мест кроме вагона-ресторана. Я никогда не хожу по ресторанам со случайными женщинами. Тем более в поезде, откуда не сбежишь. Нет, мы не пошли в ресторан. Но я вдруг заметил, что рядом с ней лежит моя газета и открыта она на странице, где напечатана статья с моей фотографией. Я был известным журналистом. Я был просто ор-рел! Усы такие гусарские! Орлиный взор!.. Что ты смеешься? Это сейчас я выгляжу неважно, потому что в моей жизни возникло много проблем и я знаю, кто в них виноват.

Вика просто заливается смехом.

– Папик, ты о себе, что ли, рассказываешь? Ты влюбился в купейную барышню с первого взгляда? Ни за что не поверю!

– Уже поверила. Запиши в блокнот: кратчайший путь обмана читателя – повествование от первого лица.

– Пишу – ха-ха!

– Ну вот! Она…

– Можно я угадаю? – говорит Вика. – Она сравнила твои орлиные усы в газете с тобой и поняла, что перед ней тот самый. Нет, не могу, я умру от смеха! А обещал страшную историю.

– И еще в руках у нее был «Митин журнал».

– Митя – это еще кто? – спрашивает Вика.

– «Митин журнал» – это журнал крутых интеллектуалов девяностых годов, – поясняю я. – Кто-то из присутствующих тогда еще писал в подгузники. Словом, мы опознали друг друга, как боевые ракеты в полете безошибочно определяют «свой – чужой». Я ее – по «Митиному журналу», она меня – по статье в газете. И вот тогда, моя дорогая, вот тогда мы… пошли в вагон-ресторан.

– Ну наконец-то… – вздыхает Вика.

– Вот. А после ресторана…

– Мне уже пора на выход?

– Не было у нас ничего!

Вика недовольно супит брови.

– Я не по́няла! Вы с ней всю ночь журнал Мити вслух читали?

– Да уж не любовные романы. Мы с ней были родом из одного города и ехали к родителям. Но я вернулся в Москву почти сразу же, а она осталась на все лето. Мы переписывались по электронной почте каждый день, два-три раза в день.

– Ты бы еще эсэмэски каждый день посылал, – ворчит Вика. – «Как ты, дуся? Погода? В Москве – говно».

– Грубо. И не смешно.

– О чем же вы писали?

– Вот об этом я не расскажу никому даже под смертными пытками… Но мы забыли о главном, о попугае…

– Нет, подожди! Давай я угадаю ее имя! Ее звали Людмила? Мила?

– Пять с плюсом, дорогая! – восклицаю. – Лет восемнадцать назад я на тебе непременно бы женился.

– На ком? – смеется Вика. – На кульке из пеленок?

– Итак, она звалась Людмилой. И эта Мила была совсем не то, что ты.

– Лучше?

– Тоньше. Нежнее. Ранимее. Но в одном вы с ней похожи. Мила была из бедной семьи…

– Эта история начинает мне нравиться, – заявляет Вика. – Ты был богатенький и несчастный, а она бедная, но счастливая.

– Пусть будет так. Но мы опять забыли про попугая.

– Ну хватит, папик! Не было никакого попугая, да?

– Любезная моя Вика! Я отдал бы половину своей жизни, чтобы этой твари не было на свете. Но она была. И эта маленькая гадина – главная причина того, что я сейчас сижу с тобой, а не нахожусь рядом с лучшей на планете женщиной.

– Я припомню тебе это, папик!

– Ты спросишь, встречались ли мы с ней в Москве? Конечно! В Москве мы встречались каждый день. Не было, наверное, ни одного кафе в центре, в котором бы мы не побывали. Нужно ли говорить, что я влюбился в нее, как сопливый пацан? Она была женщиной, в которую невозможно не влюбиться…

– Я не такая? – спрашивает Вика.

– Нет, ты не такая. И в этом твое глупое счастье. Ты просто красивая девушка. Из тебя получится прекрасная жена и мать. Дело за малым – находи своего молодого человека…

– Уговорил. Я выхожу за Максима.

– Даже думать не смей о моем сыне!

– Сам напросился.

– Вернемся к нашим баранам, вернее, попугаям. Я влюбился в Милу с первого взгляда. Влюбился еще в поезде. Но я не говорил ей этого. Главное, не делал никаких попыток сближения. Но в какой-то момент мы стали с Милой очень откровенны, и она сказала мне, что боится любви, что, если она полюбит, это разорвет ее изнутри.

– Она боялась влюбиться в тебя, – заявляет Вика. – То есть она тоже полюбила тебя в поезде (не понимаю, за что), но боялась признаться. А ты вел себя трусливо.

– Но мы опять забыли про попугая.

– Тьфу на тебя! Ну почему ты такой трус?

– Да, я боюсь женщин. Но с ней все было иначе. Она была для меня подарком небес, и я боялся потерять его, потому что такой подарок дается один раз в жизни. Мы с ней были очень похожи. Я тоже такая глубоководная рыба, которая на поверхности взрывается изнутри. В сущности, нам не стоило встречаться с ней в Москве.

– И все-таки не могу понять, что же такого особенного было в этой твоей Миле? – ревниво спрашивает Вика.