Надо же, машины, преследующие нас по улицам города, шпики, следящие за дверями парадного, жучок, подброшенный в офис неизвестным… Давненько у нас не случалось такого шороху.

Что дальше?

Почему все они уверены, что мы непременно приведем их к тому, что им нужно?

Пискнул коммуникатор, извещая о том, что получено новое сообщение.

Я сел за стол.

Очень хотелось верить, что это важное сообщение, которое сможет что-то прояснить в деле Хуупов.

«Мир вокруг кажется серым и неинтересным?

Проблемы кажутся не имеющими решений?

Окружающие считают вас скучным и некоммуникабельным?

Выход один – новейшая, ультрасовременная супермодная игра, основанная на виртуальной адаптации реальности – «МИФОСКОП»!

Первый взнос – всего 599 рублей!»

Замечательно! Они уже спам рассылать начали!

Всего-то шестьсот рублей – и три дырки в башке вам обеспечены! По двести рублей за штуку! И рубль в придачу – на пряники!

Коснувшись ногтем кнопки, я стер бессмысленное сообщение. Покрутил коммуникатор в руках. Положил его на угол стола. Посмотрел придирчиво, как художник на незаконченную работу, и сдвинул на полсантиметра левее. Так, пожалуй, будет лучше.

Если отвлечься от мыслей о Лое, – а сделать это было совсем не просто, – то заняться мне было совершенно нечем. Расследование зашло в тупик, выходом из которого могло стать разве что только опознание святоши с фотографии в ГУМе. Над этим сейчас работали Анс и Лоя. И моя помощь им, судя по всему, не требовалась. Можно было, конечно, подняться наверх, в свою квартиру. Только чем там заниматься? В таком состоянии, как сейчас, читать что-либо было бесполезно – ни одна чужая мысль не откладывалась в памяти. Это я уже давно усвоил. А смотреть телевизор я не любил настолько, что у меня его вовсе не было. Смотреть телевизор – это немногим лучше, чем дырки под контакты в голове сверлить. Все та же виртуальная реальность, перенесенная в плоскость идиотизма. Через Интернет я изредка смотрел лишь городской канал. В частности, обращения Градоначальника к жителям города. Это было, по крайней мере, забавно. Только сейчас мне и смеяться не хотелось.

Мне не давала покоя мысль о том, что мы упустили что-то очень важное. В результате чего сбились с правильного пути.

Или кто-то намеренно нас туда направил?

Я включил монитор и начал снова, медленно, очень медленно, кадр за кадром просматривать запись камеры наблюдения ГУМа.

Макак прошел раз мимо Хуупов. Вернулся назад. Эстонцы даже не смотрят в его сторону. Они едят блины и о чем-то мирно беседуют. Должно быть, по-эстонски.

Может быть, найти специалиста, читающего по губам?

Да нет, какой в этом смысл! Такие мысли приходят в голову только от полной безысходности. Ясное дело, пенсионеры обсуждают вкус блинов. Или говорят о том, где они только что побывали.

Кстати, где они еще были в тот день? Почему стащить у них камеру нужно было непременно в ГУМе, да еще и под объективом камеры наблюдения? Быть может, ангелу это было и невдомек, но Макак-то точно знал, что и как делается. Что же посулили или чем пригрозили бедняге, если он решился на столь отчаянно бездумный поступок? Информаторы Полутрупа в один голос твердят, что Макак говорил только о деньгах, больших деньгах, которые ему в скором времени обломятся. Но, быть может, имелось и еще что-то, о чем он предпочел умолчать?

Незнакомец в надвинутой на глаза бейсболке внимательно наблюдает за перемещениями Макака.

Знал ли Макак о том, что за ним следят?

Незнакомец отворачивается и делает вид, что изучает витрину. В этот момент его отражение на серебристой окантовке как раз и поймал Гамигин.

Вот оно.

У меня появилось ощущение, будто я наконец нащупал что-то важное.

Не дожидаясь, когда Макак схватит со стола камеру и кинется бежать с добычей, я вернул изображение назад, почти к самому началу событий.

Вот – Хуупы делают заказ и садятся за столик.

Вот – появляется Макак и проходит рядом с ними. Сначала – в одну сторону. Затем – в другую. Будто прогуливается. Или – демонстрирует себя во всей красе.

Но ведь его работа заключается в том, чтобы оставаться незамеченным. Что же он творит?

Святоша поворачивается к витрине.

Я останавливаю изображение. И начинаю медленно, по кадру, двигать его вперед.

Вот отражение ангельского лица появляется на серебристом украшении.

Я нажимаю пальцем кнопку перевода кадра и считаю про себя.

Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь…

Отражение не исчезает.

Я увеличиваю изображение. Добавляю контрастности и четкости.

Точно!

Святоша смотрит на свое отражение!

Я снова нажимаю кнопку раскадровки.

Восемь, девять, десять…

Стоп!

Взгляд святоши, отраженный в серебристом покрытии, смещается в сторону. Теперь он уже смотрит не на свое отражение.

Едва не дрожа от волнения, я достаю из стола вычищенную и отретушированную Ансом фотографию и прикладываю ее к экрану.

Такое впечатление, что святоша смотрит мне в глаза.

А это значит, что на самом деле он скосил взгляд на объектив камеры наблюдения.

Черт возьми!

Он хотел, чтобы мы его увидели! Но при этом мы должны были оставаться в полной уверенности, что лишь счастливый случай помог нам разглядеть лицо подозреваемого!

Ну, хорошо, допустим, так оно и есть.

Однако, какой в этом смысл?..

Мысли сворачивались, как змеи, готовые укусить.

Где-то здесь, совсем рядом крылся ответ если не на все, то на очень многие интересующие меня вопросы.

К сожалению, самый главный вопрос – любит ли меня по-прежнему Лоя? – в этот список не входил.

Казалось бы, чего проще, поди да напрямую спроси!

Однако ж это только с нашими земными девушками все так просто. А с демоницами – все совсем не так. К примеру…

Нет, нет, нет, нет, нет!

Сейчас нельзя позволять мыслям растекаться в стороны!

Сейчас следует сосредоточиться на одном. На лице святоши, запечатленном камерой наблюдения.

Почему он хотел, чтобы мы увидели его лицо?

Или это только мои фантазии?..

На этот раз мысль оказалась сбита с верного направления требовательной и нервной вибрацией коммуникатора.

– Слушаю. Каштаков.

– Добрый день, Дмитрий Алексеевич.