отношениях со своими глазами: они неустанно подмечали все, что случалось по дороге, и пока им было интересно, я тоже не скучал. Примечательная история, которой я собираюсь поделиться, стала мне известна как раз благодаря их наблюдательности. Окрестности нашего старинного университетского города красивы и сегодня, но тридцать лет назад они были еще красивей. В той стороне, где голубеют вдали невысокие Уолтемские холмы, пока не повыскакивали, как грибы по осени, многочисленные картонные домишки, не было модных коттеджей, противопоставленных скромным лугам и запущенным садам, – контраст, от которого впоследствии не выиграла ни одна из составляющих пейзажа. Кривые проселки, помнится, имели вид более естественный и захолустный, а вдоль них одинокие жилища на пологих травянистых склонах, под обязательным высоким вязом с растрепанной, как пшеничный сноп, листвой, венчались натянутыми на самые уши колпаками из гонта, а никак не модными нынче французскими крышами, отчего вы сравнили бы их с морщинистыми деревенскими старухами, которым никогда не придет в голову заменить строгий родной чепец на капор без полей, тем самым нескромно выставляя на всеобщее обозрение свое почтенное чело.

Зима случилась малоснежная и притом очень холодная; дороги схватило морозом, и мне нечасто приходилось отменять из-за слякоти прогулку. Одним пасмурным декабрьским днем я прошелся до соседнего городка Медфорд и возвращался домой размеренным шагом, любуясь бледными и холодными, как обычно бывает зимой, тонами западного небосклона – прозрачным янтарным и блеклым розовым, – благодаря которым в моем воображении возникали тронутые скептической усмешкой уста красивой женщины. Шагая в сгущавшихся сумерках, я набрел на незнакомую дорожку и подумал, что по ней, наверное, можно срезать путь. Идти оставалось три мили, а я припозднился и был бы рад свести их к двум. Я свернул и минут через десять обратил внимание, что этой дорогой, по всем признакам, редко кто пользуется. Колеи от колес были старые, и тишина вокруг царила какая-то особенная. И все же впереди виднелся дом, а значит, сквозной проезд все же имелся. По одну сторону высился откос, а на нем рос яблоневый сад, спутанные ветки которого полосой грубого черного кружева завешивали холодный розовый закат. Вскоре я добрался до дома, и он тут же меня заинтересовал. Остановившись перед ним, я, сам не понимая, почему, стал пристально, однако не без робости в него вглядываться. Дом мало чем отличался от большей части окрестных жилищ, но определенно принадлежал к самым красивым из них. Он стоял на зеленом косогоре – рядом, как полагается, никнущий вяз, на макушке, как полагается, старый добрый гонт. Но он был очень велик и построен – это сразу бросалось в глаза – из очень прочного, основательного дерева. И лет он простоял немало: обильно украшенные искусной резьбой по дереву двери и карнизы указывали, самое позднее, на середину прошлого века. Все это когда-то было выкрашено белой краской, но широкая спина времени так долго истирала притолоки, что природный рисунок дерева проступил наружу. За домом рос яблоневый сад – кривые деревья, все в сучках и наростах, выглядели в сумеречном освещении жалкими и больными. Ржавые, без поперечин ставни на окнах были плотно закрыты. Признаки жизни отсутствовали, дом казался совсем пустым, и все же, задержавшись рядом, я ощутил в нем нечто знакомое – услышал его речь. Я все время вспоминаю о том, как впервые увидел это серое колониальное строение, и лишний раз убеждаюсь, что первое впечатление иногда бывает сродни пророчеству, ведь, в конце концов, моя неожиданная догадка не была оправдана никакими вескими причинами.

Я отступил и перешел на другую сторону дороги. Небо, перед тем как померкнуть, озарилось красными закатными лучами, тронувшими на мгновение посеребренный временем фасад дома. Размеренно, одно за другим, вспыхнули и заиграли причудливым светом стеклышки в веерообразном окошке над дверью. Потом закат погас, и картина сделалась еще мрачнее, чем прежде. И тут я, нимало не сомневаясь, сказал себе: «Все просто: это дом с привидениями!»

Почему-то я сразу себе поверил, и, поскольку находился снаружи, эта мысль меня позабавила. Облик дома говорил сам за себя, я нашел верное объяснение. Если бы полчаса назад мне задали по этому поводу вопрос, я, как подобает молодому человеку, который видит в сверхъестественном исключительно объект для юмора, ответил бы, что домов с привидениями не бывает. Однако, разглядывая это жилище, я понимал, что пустые вроде бы слова наполняются живым смыслом: над домом тяготела сверхъестественная тайна.

И чем дольше я смотрел, тем эта тайна делалась весомей. Я обошел дом кругом, пробуя заглянуть в щели в ставнях, с ребяческим азартом взялся за дверную ручку и осторожно попытался ее повернуть. Если бы она подалась, вошел бы я внутрь? Осмелился бы потревожить таинственную тишину за порогом? К счастью, моя храбрость не подверглась испытанию. Портал оказался на удивление стоек, и поколебать его не удалось. Наконец я, многократно оглядываясь, пошел прочь. Идти пришлось дольше, чем я рассчитывал, но вот впереди показалась большая дорога. За поворотом обнаружился вскоре уютный, опрятный домик, из разряда тех, где привидения ни в коем случае не водятся, – жилище, не знающее зловещих тайн, а знающее только процветание и благополучие. Его стены светились в сумерках чистой белой краской; увитое виноградом крыльцо было прикрыто на зиму соломой. От дверей как раз отъезжала старая одноконная карета с двумя визитерами. Через незанавешенные окна я разглядел гостиную с горящей лампой и стол, накрытый для раннего чаепития, устроенного ради удобства гостей. Хозяйка дома проводила друзей до ворот и там задержалась, отчасти чтобы проследить за каретой, которая со скрипом покатила прочь, а отчасти чтобы бросить вопросительный взгляд на меня, в полутьме проходившего мимо. Это была молодая женщина, миловидная и энергичная, с внимательными темными глазами, и я осмелился остановиться и задать ей вопрос:

– Дом на проселочной дороге, единственный, в миле отсюда… не скажете ли, кому он принадлежит?

Женщина задержала на мне взгляд и вроде бы слегка покраснела.

– Никто из наших по этой дороге не ходит, – бросила она.

– Но это короткий путь в Медфорд, – возразил я.

Женщина помотала головой.

– Может, короткий, а может, и нет. Так или иначе, но мы там не ходим.

Я был заинтригован. Чтобы бережливые янки пренебрегали возможностью срезать путь? Это было неспроста.

– Но вы, по крайней мере, знаете этот дом?

– Да, видела.

– И кто хозяева?

Женщина усмехнулась и перевела взгляд в сторону, словно бы подозревала, что незнакомый человек отнесет ее слова на счет деревенских суеверий.

– Думаю, те, кто там обитает.

– Но разве там кто-то живет? Все ведь закрыто.

– Неважно. Они никогда не выходят, да и с улицы никто не входит. – И моя собеседница отвернулась.

Я осторожно тронул ее за