– Она очень странная?

– Странная, но притом забавная. От нее бросает в дрожь и одновременно хочется смеяться. Но не надейтесь ее из меня вытянуть. Уверена, стоит мне проговориться – и я тут же всажу себе в палец иглу и не позднее, чем через неделю, умру от столбняка.

Я оставил мисс Дебору в покое и ушел, но с тех пор регулярно, дня через два-три, приходил после обеда и садился рядом с ее креслом-качалкой. Капитана Даймонда я больше не упоминал, сидел молча и делал ножницами надрезы на тесьме для окантовки. И вот однажды она заметила, что я плохо выгляжу. И бледен, как полотно.

– Это я умираю от любопытства, – объяснил я. – Потерял аппетит. Не обедал сегодня.

– Вспомните жену Синей Бороды!

– От меча или от голода – какая разница, от чего принять смерть!

Но мисс Дебора молчала, и, в конце концов, я с театральным вздохом встал и пошел к двери. У порога она меня окликнула и указала на стул, который я только что освободил.

– Я не так жестока, – сказала она. – Садитесь, и если нам назначено погибнуть, то, по крайней мере, погибнем вместе. – И в немногих словах она поведала мне все, что знала о тайне капитана Даймонда. – У старика был необузданный характер, дочь он любил, но свое слово считал законом. Он выбрал для нее мужа и сообщил о своей воле. Мать девушки умерла, отец с дочерью жили вдвоем. Дом он получил в приданое за миссис Даймонд; у капитана, полагаю, не было ни гроша. После свадьбы Даймонды туда переехали, и капитан завел фермерское хозяйство. У бедной девушки был возлюбленный – молодой человек с бакенбардами, из Бостона. Однажды вечером капитан, вернувшись домой, застал их вместе; юношу он схватил за шиворот, а дочь стал проклинать последними словами. Молодой человек крикнул, что она его жена, и капитан спросил ее, правда ли это. Она ответила – нет! Разъярившись еще больше, капитан повторил свое проклятие, отрекся от дочери и велел ей идти за порог. Дочь упала в обморок, но отец продолжил бушевать, ушел и в сердцах хлопнул дверью. Через несколько часов он вернулся и обнаружил, что в доме пусто. На столе лежала записка от молодого человека, в которой тот утверждал, что капитан убил свою дочь, и, повторив, что состоит с ней в браке, заявил о своем праве самому предать земле ее останки. Тело он увез с собой в кабриолете! Капитан в ответном грозном послании написал, что не верит в смерть дочери, но, так или иначе, считает, что для него она умерла. Через неделю среди ночи ему явился ее призрак. Тогда-то, полагаю, он поверил в ее смерть. Призрак являлся несколько раз, и кончилось тем, что он поселился в доме. Старик от этого страдал, потому что гнев его остыл и сменился горем. Он решил уехать, а дом продать или сдать в аренду, но тем временем эта история вышла наружу, призрак видели и другие люди, о доме пошла дурная слава, и сбыть его с рук не получалось. Другой собственности, кроме дома и фермы, у старика не было, равно как и иных средств к существованию. Лишившись жилья и не получая арендной платы, он делался нищим. Но призрак дочери не знал жалости, как прежде не знал жалости отец. Полгода капитан боролся, а потом сдался. Надел старый синий плащ, взял трость и приготовился покинуть дом и жить милостыней. Тогда призрак смягчился и предложил соглашение. «Оставь дом мне, – заявил дух дочери, – на нем мое клеймо. Уходи жить в другое место. Но чтобы у тебя были средства, я стану твоим съемщиком, ведь другого тебе не найти. Я сниму у тебя дом и буду вносить плату». И призрак назвал сумму. Старик согласился и с тех пор раз в три месяца приходит за деньгами!

Этот рассказ вызвал у меня смех, но, признаюсь, и испуг тоже, потому что мои собственные наблюдения в точности его подтверждали. Разве не был я свидетелем того, как старик явился за очередной выплатой; как, судя по всему, ожидал, пока призрачная квартирантка отсчитывала деньги; как плелся в темноте обратно, пряча в складках ветхого синего плаща монеты, столь странным образом полученные? Я удержал свои соображения при себе, так как решил, что продолжу наблюдать, дам истории созреть и лишь после этого с удовольствием угощу ею мисс Дебору.

– Уверены ли вы, – спросил я, – что у капитана Даймонда нет других средств к существованию?

– Никаких. Ни трудится, ни прядет… дух его содержит. Ценная это собственность – дом с привидениями!

– И какой монетой расплачивается призрак?

– Добрым американским золотом и серебром. Есть только одна особенность: все монеты отчеканены в годы, предшествующие смерти девушки. Странное смешение материального и духовного!

– А щедр призрак или скуп? Велика ли арендная плата?

– Думаю, старик живет неплохо, на табак и вино ему хватает. Снимает домик у реки, вход с бокового фасада, есть палисадник. Там он проводит свои дни, ему прислуживает старая чернокожая женщина. Несколько лет назад капитан много расхаживал по городу, был узнаваемой фигурой, большинству была известна связанная с ним легенда. Но в последнее время он замкнулся в себе; сидит у камелька и ничем не интересуется. Может быть, впадает в детство. Но надеюсь, – сказала мисс Дебора в заключение, – он не утратит способность передвигаться, потому что, если не ошибаюсь, одно из условий сделки заключалось в том, что он должен сам являться за арендной платой.

Ни одному из нас, похоже, не грозила кара за разглашение тайны; мисс Дебору я видел в последующие дни; она напевала за работой и выглядела такой же бодрой, как обычно. Сам я безбоязненно продолжал наблюдения. Я неоднократно бродил по большому кладбищу, но, к своему разочарованию, капитана Даймонда не встречал. Однако же у меня был план, который сулил удачу. Я вычислил, что регулярные походы старика за арендной платой приходились на последний день месяца. Впервые я видел его тридцать первого декабря, а следующий визит в дом с привидениями, вероятно, должен был состояться в последний день марта. Ждать оставалось недолго, и вот заветная дата наступила. Я двинулся в путь вечером, предполагая, что встреча приурочена к сумеркам. Я не ошибся. Недолгое время я слонялся вокруг дома, чувствуя, что сам подобен неупокоенному духу, и тут появился капитан. Он держался так же, как в прошлый раз, и был одет в тот же плащ. Я снова спрятался и проследил за тем, как капитан исполнил перед дверью уже знакомый мне церемониал. В просветах