– Это ваша вещь, прекрасная незнакомка? – закусив губу якобы от боли, Раничев протянул девушке отобранную от супостата цепочку.

– О, не знаю, как и благодарить…

Иван закатил глаза.

– Он ранен, ранен, – закричал кто-то. – Какой храбрый и знатный сеньор!

– Несите его в госпиталь Святого Яго, – подумав, распорядилась блондинка, и, наклонившись к Ивану, чуть слышно шепнула: – Завтра с утра я навещу вас, мой друг.

Завтра… Раничев поморщился. Хотелось бы сегодня… хотя, понятно – дома, вероятно, дожидается муж. Но госпиталь… На фиг он нужен?!

– Прошу, доставьте меня на постоялый двор, – Иван назвал адрес и бросил на блондинку полный обворожительной нежности взгляд.

Она пришла, пришла уже утром, едва рассвело. Ведомая слугою, поднялась в покои Ивана.

– О друг мой! Я так переживала!

– Я тоже…

– Как странно вы говорите, дон…

– Дон Хуан Рамирес, – Раничев, привстав, поклонился. – Я каталонец.

– Ого, – удивилась дама. – Оказывается, я знаю каталонский!

– Это латынь, – не сдержал улыбки Иван. – Вы так прекрасны… Позвольте узнать имя?

– Амалия… А про вас не скажешь, что провинциал. Вы так прекрасно одеты, сразу видно, что настоящий гранд. Любая дама сочла бы за честь…

Раничев вдруг обнял левой рукой гостью за талию и крепко поцеловал в губы.

– Ваши слуги умеют держать языки за зубами? – шепотом осведомилась женщина.

– Обычно я отрезаю слишком болтливые языки.

– О дон Хуан… Расстегните мне платье…

Иван с видимым удовольствием исполнил требуемое, освободив гостью от верхней части одежды. Белое, тщательно оберегаемое от загара, тело, узкая талия, восхитительно упругая грудь, бедра… Сорвав юбку, Ранчиев отбросил ее в сторону и впился губами в грудь гости.

– О донья Амалия, – прошептал он.

– О дон…

Сосед! От гнева холодея,

Услышал странный я рассказ:

Здесь будто бы, вблизи от нас,

Видали этого злодея.

Лопе де Вега

«Раба своего возлюбленного»

…Хуан!

Потом они встречались еще не раз, Иван форсировал события, лишь бы вызнать хоть что-нибудь о доне Руи Клавихо, и старания его – не столь уж и неприятные – однажды были вознаграждены.

– Клавихо? – переспросила Амалия, когда речь зашла о кастильской знати. – О, это истинный кабальеро – богат, умен, знатен.

– Да, – Раничев улыбнулся. – Редкое сочетание качеств. Обычно у всех людей бывают и другие. Я, к примеру, тщеславен и люблю женщин…

– О, мой дон!

Иван, обняв, крепко поцеловал женщину в губы и продолжил с прежним упорством:

– Ты – слишком красива, кто любит деньги, кто – чужих жен, а кто-то – ничем не оправданный риск. Думаю, и сеньор Клавихо вовсе не исключение, а?

– Ну да, – вздохнула Амалия. – Есть у него один порок – любит играть в кости.

– О, хорошее дело!

– Чего ж хорошего? Недавно проиграл все платья жены да еще и повозку!

– Ай-ай-ай! – Иван сокрушенно покачал головой. – Нельзя же до такой степени быть рабом привычки. Он что, у себя дома играет?

Амалия фыркнула:

– Нет, конечно. Есть у нас один притон на улице Оружейников… А что ты спрашиваешь? Неужели хочешь сходить?

– А почему бы и нет? – засмеялся Раничев. – Впрочем, я не слишком-то увлекаюсь и никогда не проигрываю больше трех эскудо.

– Бог дал тебе разум! Помолись в благодарность в церкви Сант-Яго!

– Все время молюсь, – Иван от души, по-православному, перекрестился.

– Что это ты крестишься наоборот? – удивилась Амалия. Все ж таки она была приметливой и вовсе не глупой женщиной, да глупая и не смогла бы столь успешно обманывать мужа, знатного и богатого дона Педро Луиса Марию да Силва Родригеса.

– А, – Раничев замялся было, но тут же выкрутился. – А у нас в Каталонии все так крестятся.

– Вот! – поджала губы сеньора да Силва. – Я всегда догадывалась, что все каталонцы немного еретики. Мой дражайший супруг, дон Педро да Силва Родригес, рассказывал как-то… Впрочем, ладно. Давай-ка выпьем за моего мужа!

– За дона Педро? – Иван засмеялся. – Конечно, давай! Я смотрю, ты вовсе не собираешься его бросать.

– Что я – дура? – Амалия подняла бокал с душистым нектаром Валенсии. – Мой супруг – надежда и опора и мне, и моим детям. А то, что я иногда позволяю себе немного расслабиться… Грех, конечно. Но я ведь его регулярно замаливаю и постоянно жертвую крупные суммы на строительство собора, заложенного благочестивейшим королем Фернандо!

– Да, ты умная женщина, – согласился Иван. – И красивая. Так где, говоришь, находится игорный клуб… тьфу… притон?

– На улице Оружейников… Только посторонних туда не пускают. Хотя… – донья прищурила глаза. – Тебя, скорее всего, пустят – уж слишком ты стал известен в придворных кругах после того случая с цепочкой.

– Вот как? – Раничев был неприятно поражен. Известности ему не очень-то хотелось. Впрочем, в данном случае она, кажется, могла сослужить добрую службу.

– А дон Руи? – наливая в бокалы вино, как бы между прочим спросил Иван. – Он часто бывает там?

– Часто, – без задней мысли кивнула Амалия, тем самым обнаруживая недурное знакомство с личной жизнью такого скрытного господина, как сеньор Клавихо. – Сегодня тоже собрался… – донья вздохнула. – Чувствую, не подарит он мне жемчужное ожерелье, как обещал…

* * *

После полудня Иван, разодетый, как истинный щеголь, небрежно повесив на руку плащ, фланировал по улице Оружейников, исподволь поглядывая по сторонам. Игровой клуб – так про себя он называл притон – принадлежал некоему Родриго Хименесу, человеку знатного, но обедневшего рода, некогда давшего Кастилии немало знаменитых воинов и ученых, в том числе – и одного епископа. Наверное, этот сеньор Хименес был неглупым человеком, поскольку использовал все, чтобы вернуть роду былое богатство. Раничев так и представил – вот, открываются широкие двери притона, а за ними – зал игровых автоматов, бильярдная, букмекерская контора, тотализатор, рулетка – в общем, все вместилище порока, столь полюбившегося в последнее время нищему российскому населению. Иван иногда задавался мыслью – почему? Почему играют и школьники, и работяги, и пенсионеры, и даже лица, относящие себя к интеллигенции? В любой самой поганой деревухе, где нет ни водопровода, ни канализации – и то посреди главной площади гордо возвышаются «столбики» одноруких бандитов, в любое время дня и ночи облепленных толпой желающих сорвать куш. В глазах у них уже рябит от этих дурацких ягодок, карт и прочего – и все равно играют, бросая в жадные рты «бандюг» последние пенсионные пятаки. А иногда – довольно редко – вдруг раздается вожделенный звон жетонов, и счастливчик, истекая слюной и провожаемый завистливыми взглядами, задрав штаны, вприпрыжку бежит за выигрышем, чтобы когда-нибудь – очень, очень скоро – проиграться в пух и прах, а потом кричать что-то типа – «пусть государство компенсирует обманутых вкладчиков МММ»! Во как! Может, государству еще и картежников компенсировать? За счет честных налогоплательщиков, а чего, денег в стране много, можно весь стабилизационный фонд пустить на компенсации, или, того лучше, поделить, раздербанить, дать каждому малую долю – пой, веселись, рванина! А видишь, вот тут, рядом, игровой столбик?! Ну, куда же ты смотришь? Неужели в сторону кредитного банка? А хочешь взять кредит под сорок процентов или прикупить акции общества гигантских растений? Тоже хорошее, азартное, дело, давай, рискуй, пробуй! Или все ж таки сходи к автомату, поиграй… А потом, спустив все деньги, сиди у разбитого корыта да вымаливай у государства новые подачки, которые ты, дурачина, тут же проиграешь снова. Замкнутый круг. Страшный, раскручиваемый все тем же государством, главная идеология которого – игра! Почему один непроходимо богат, а другой беден, как церковная мышь? Да потому что богатому – повезло! Играй, и повезет тебе, ты тоже станешь богатым, а на «поле чудес» в стране дураков заколосятся сверкающие золотые сольдо. Вот уж, поистине, общество равных возможностей, только играй. И голосуй, не умом, а тем, чем предлагают… Голосуй, а то проиграешь! Старушек да безмозглых мальцов только жалко, а остальных… Иван никак не мог понять – а как же им не стыдно пользоваться выигрышем? Одно дело, если эти деньги ты заработал, и за это, безусловно, можешь себя уважать – а тут? Откуда деньжата? Выиграл. Так, выпали случайные цифры, повезло. Повезло? А что, сам не способен заработать и рваной сотни? Дурак, лентяй, пьяница? Что ж, радуйся, живи на халяву. Только помни – любая халява когда-нибудь кончится.