бы для усиления моего горя в числе присутствовавших оказался литератор Бол. М. Маркевич, никогда нас не посещавший, а теперь заехавший по просьбе графини С. А. Толстой узнать, в каком состоянии нашёл доктор Фёдора Михайловича. Зная Маркевича, я была уверена, что он не удержится, чтобы не описать последних минут жизни моего мужа, и искренне пожалела, зачем смерть любимого мною человека не произошла в тиши, наедине с сердечно преданными ему людьми. Опасения мои оправдались: я с грустью узнала назавтра, что Маркевич послал в “Московские ведомости” “художественное” описание происшедшего горестного события. Чрез два-три дня прочла и самую статью (“Московские ведомости”, № 32) и многое в ней не узнала. Не узнала и себя в тех речах, которые я будто бы произносила, до того они мало соответствовали и моему характеру, и моему душевному настроению в те вечно печальные минуты…» [Достоевская, с. 400–401]

Марков Евгений Львович

(1835–1903)

Писатель, критик, сотрудник газеты «Голос» и журнала «Русская речь». В письмах Достоевского имя его упоминается неоднократно и всегда в негативном контексте: писатель не принимал либерального западничества Маркова и к тому же считал его не очень умным человеком. Характерны в этом плане строки из письма к К. П. Победоносцеву от 24 августа /5 сент./ 1879 г. из Эмса: «Здесь я читаю мерзейший “Голос”, — Господи, как это глупо, как это омерзительно лениво и квиетично окаменело на одной точке. Верите ли, что злость у меня иногда перерождается в решительный смех, как, например, при чтении статей 11-летнего мыслителя, Евг<ения> Маркова, о женском вопросе. Это уж глупость до последней откровенности…» Не понравилась Достоевскому статья Маркова «Романист-психиатр» об его творчестве в «Русской речи» (1879, № 5–6), где критик упрекал его в искажении действительности и увлечении психическими болезнями своих героев. В письме к Е. А. Штакеншнейдер (15 июня 1879 г.) Достоевский прокомментировал нападки критика-беллетриста так: «…Евг. Марков сам в нынешнем году печатает роман с особой претензией опровергнуть пессимистов и отыскать в нашем обществе здоровых людей и здоровое счастье. Ну, и пусть его. Уж один замысел показывает дурака. Значит ничего не понимать в нашем обществе, коли так говорить…» Позднее о «Братьях Карамазовых» в том же журнале Марков отзовётся более благожелательно (1879, № 12).

Маркус Фёдор Антонович

Эконом Мариинской больницы для бедных (с 1829 г.), товарищ отца писателя М. А. Достоевского. По воспоминаниям А. М. Достоевского, Маркус проживал в одном с ними больничном флигеле и часто бывал у них вместе с женой Анной Григорьевной, а после смерти М. Ф. Достоевской ещё чаще стал приходить и отвлекать отца от мрачных мыслей разговорами — рассказчиком Маркус был отменным.

Судя по всему, Маркус послужил прототипом Петра Ипполитовича — квартирного хозяина Аркадия Долгорукого в «Подростке»: в черновых материалах упоминается его имя.

Мартьянов Пётр Кузьмич

(1827–1899)

Писатель, поэт-юморист, автор воспоминаний «В переломе века (отрывки из старой записной книжки)», вошедших в 3-й том его мемуаров «Дела и люди века» (1896). Здесь среди прочего содержится рассказ о Достоевском на каторге, источником которого, вероятно, послужили воспоминания «гардемаринов-морячков», разжалованных в солдаты бывших воспитанников Петербургского морского кадетского корпуса, несших службу при Омском остроге — П. Брылкина, В. фон Геллесема, А. Калугина, С. Левшиным, А. Лихарева и М. Хованского. Портрет писателя-петрашевца выглядит здесь довольно мрачно: «Ф. М. Достоевский имел вид крепкого, приземистого, коренастого рабочего, хорошо выправленного и поставленного военной дисциплиной. Но сознанье безысходной, тяжкой своей доли как будто окаменяло его. Он был неповоротлив, малоподвижен и молчалив. Его бледное, испитое, землистое лицо, испещрённое тёмно-красными пятнами, никогда не оживлялось улыбкой, а рот открывался только для отрывистых и коротких ответов по делу или по службе. Шапку он нахлобучивал на лоб до самых бровей, взгляд имел угрюмый, сосредоточенный, неприятный, голову склонял наперёд и глаза опускал в землю. Каторга его не любила, но признавала нравственный его авторитет; мрачно, не без ненависти к превосходству, смотрела она на него и молча сторонилась. Видя это, он сам сторонился ото всех, и только в весьма редких случаях, когда ему было тяжело или невыносимо грустно, он вступал в разговор с некоторыми из арестантов. <…> Характер Ф. М. Достоевского, по рассказам одного из “морячков”, был вообще несимпатичен, он смотрел волком в западне; не говоря уже об арестантах, которых он вообще чуждался и с которыми ни в какие человеческие соприкосновения не входил, ему тяжелы казались и гуманные отношения лиц, интересовавшихся его участию и старавшихся по возможности быть ему полезными. Всегда насупленный и нахмуренный, он сторонился вообще людей, предпочитая в шуме и гаме арестантской камеры оставаться одиноким, делясь с кем-нибудь словом, как какой-нибудь драгоценностью, только по надобности…» [Д. в восп., т. 1, с. 337–340]

Далее у Мартьянова рассказано, как однажды один из «морячков», находившийся в карауле при остроге, спас Достоевского от наказания розгами, которому приказал подвергнуть его плац-майор Кривцов — успел сообщить коменданту генералу А. Ф. де Граве о случившемся, тот приехал, остановил приготовления к экзекуции и сделал плац-майору выговор.

Маслянников Константин Иванович

(1847–1899)

Юрист, присяжный поверенный. В 1876 г. Маслянников, прочитав в октябрьском выпуске ДП главу «Простое, но мудрёное дело» о процессе Е. П. Корниловой, выбросившей в состоянии аффекта падчерицу из окна, предложил Достоевскому, желающему облегчить участь подсудимой, свою помощь. Известны 4 письма Маслянникова к Достоевскому и 2 письма писателя к адвокату, касающиеся дела Корниловой.

Впоследствии Маслянников опубликовал в НВр (1882, № 2380, 12 окт.) воспоминания «Эпизод из жизни Ф. М. Достоевского» с подробным рассказом о том, как он помогал писателю в его благородном деле спасения Корниловой.

Мей Лев Александрович

(1822–1862)

Поэт, драматург, переводчик славянофильского направления, автор замечательных лирических стихов, ставших романсами, исторических драм (в том числе «Царская невеста» и «Псковитянка», ставших операми). В 1860 г. вошёл в литературный кружок братьев Достоевских, активно печатался в журнале «Время». Мея, как и его товарища-поэта А. А. Григорьева, рано свело в могилу пристрастие к разгульной жизни.

Л. А. Мей

Менгден Аделаида Фёдоровна

(в замуж. Волоцкая,? — 1886)

Графиня, знакомая Достоевского. В её доме он выступал с чтением своих произведений на благотворительных вечерах, по крайней мере, 2 раза: 29 апреля и 22 декабря 1880 г. На первом из этих вечеров присутствовала будущая императрица Мария Фёдоровна, которая в антракте пригласила писателя во внутренние комнаты, благодарила за выступление и долго с ним беседовала. В своём дневнике Великий князь К. К. Романов, уточняет, что цесаревна от выступления Достоевского в доме графини Менгден пришла в такой восторг, что попросила князя устроить специальный вечер и пригласить писателя, дабы она смогла с ним поближе познакомиться, что