вами, Настенька, живём так лениво, медленно, вяло; на его взгляд, мы все так недовольны нашею судьбою, так томимся нашею жизнью! Да и вправду, смотрите, в самом деле, как на первый взгляд всё между нами холодно, угрюмо, точно сердито… “Бедные!” — думает мой мечтатель. Да и не диво, что думает! Посмотрите на эти волшебные призраки, которые так очаровательно, так прихотливо, так безбрежно и широко слагаются перед ним в такой волшебной, одушевлённой картине, где на первом плане, первым лицом, уж конечно, он сам, наш мечтатель, своею дорогою особою. Посмотрите, какие разнообразные приключения, какой бесконечный рой восторженных грёз. Вы спросите, может быть, о чём он мечтает? К чему это спрашивать! да обо всем… об роли поэта, сначала не признанного, а потом увенчанного; о дружбе с Гофманом; Варфоломеевская ночь, Диана Вернон, геройская роль при взятии Казани Иваном Васильевичем <…> Нет, Настенька, что ему, что ему, сладострастному ленивцу, в той жизни, в которую нам так хочется с вами? он думает, что это бедная, жалкая жизнь, не предугадывая, что и для него, может быть, когда-нибудь пробьёт грустный час, когда он за один день этой жалкой жизни отдаст все свои фантастические годы, и ещё не за радость, не за счастие отдаст, и выбирать не захочет в тот час грусти, раскаяния и невозбранного горя. Но покамест ещё не настало оно, это грозное время, — он ничего не желает, потому что он выше желаний, потому что с ним всё, потому что он пресыщен, потому что он сам художник своей жизни и творит её себе каждый час по новому произволу. И ведь так легко, так натурально создается этот сказочный, фантастический мир! Как будто и впрямь все это не призрак! Право, верить готов в иную минуту, что вся эта жизнь не возбуждения чувства, не мираж, не обман воображения, а что это и впрямь действительное, настоящее, сущее! Отчего ж, скажите, Настенька, отчего же в такие минуты стесняется дух? отчего же каким-то волшебством, по какому-то неведомому произволу ускоряется пульс, брызжут слёзы из глаз мечтателя, горят его бледные, увлаженные щёки и такой неотразимой отрадой наполняется всё существование его? Отчего же целые бессонные ночи проходят как один миг, в неистощимом веселии и счастии, и когда заря блеснёт розовым лучом в окна и рассвет осветит угрюмую комнату своим сомнительным фантастическим светом, как у нас, в Петербурге, наш мечтатель, утомлённый, измученный, бросается на постель и засыпает в замираниях от восторга своего болезненно-потрясенного духа и с такою томительно-сладкою болью в сердце? Да, Настенька, обманешься и невольно вчуже поверишь, что страсть настоящая, истинная волнует душу его, невольно поверишь, что есть живое, осязаемое в его бесплотных грезах!..»

В этих признаниях героя Достоевского, конечно, много автобиографического, автопортретного. В последующих произведениях основные герои, как правило, были «больны» мечтательством, будь то Неточка Незванова или Иван Петрович, Родион Раскольников или Аркадий Долгорукий, Подпольный человек или Смешной человек… Причём, очень многие мечтатели в мире Достоевского (как и в жизни) ещё и герои пишущие, поверяющие мечты свои бумаге.

Мещерский Владимир Петрович

(1839–1914)

Князь, внук историка Н. М. Карамзина; крупный чиновник Министерства внутренних дел и Министерства народного просвещения, идеолог контрреформ, был близок ко двору, издатель консервативно-монархического «Гражданина» (с 1872 г.), публицист, писатель, автор романов «Женщины из петербургского большого света», «Один из наших Бисмарков», «Граф Обезьянинов» и многих других, не получивших признания ни у критики, ни у читателей. Достоевский познакомился с Мещерским, скорее всего, в 1872 г. и в 1873–1874 гг. редактировал Гр. Уход писателя с поста редактора во многом был спровоцирован ухудшением отношений с князем-издателем. Достоевского угнетала необходимость выслушивать указания издателя, с которым он расходился во взглядах на действительность, приходилось и править бесчисленные бездарные опусы Мещерского, по сути из-за него Достоевский как редактор подвергся аресту на двое суток и штрафу (напечатал без разрешения министра двора заметку Мещерского «Киргизские депутаты в С.-Петербурге»). О напряжённости отношений между издателем и редактором свидетельствуют строки из письма Достоевского к Мещерскому от 3–4 ноября 1873 г., в котором речь идёт о статье последнего, в которой он рекомендует правительству установить надзор над студентами: «Но 7 строк о надзоре, или, как Вы выражаетесь, о труде надзора правительства, я выкинул радикально. У меня есть репутация литератора и сверх того — дети. Губить себя я не намерен…»

Всего известно 4 письма Достоевского к Мещерскому (1873–1874) и 53 письма и записки князя к писателю (1872–1880).

Миллер Орест Фёдорович

(1833–1889)

Профессор Петербургского университета, публицист, фольклорист, историк литературы, товарищ председателя совета Славянского комитета. Достоевский познакомился с ним в первой половине 1870-х гг. и о тогдашнем его отношении к профессору-слависту свидетельствует запись среди черновых материалов к «Подростку»: «Мы видим омерзительно застаревшихся либералистов (Оресты Миллеры), износивших свою чудную идейку, почти жалеющих, что состоялось освобождение крестьян и проч.» [ПСС, т. 16, с. 6] Вскоре после этого вышла в свет книга Миллера «Русская литература после Гоголя» (1874), где много внимания автор уделил творчеству Достоевского. Видимо, это заставило и писателя более внимательно приглядеться к трудам Миллера и в более поздних записях к тому же «Подростку» имя Миллера упоминается уже вполне благожелательно, а уже после публикации статей Миллера «Славянство и Европа» (1877) появляется в набросках к «Дневнику писателя» 1877 г. и ключевая фраза: «Ор<ест> Миллер, соединивший в себе славянофильство с европейничаньем» [ПСС, т. 25, с. 228] То есть, по существу, Достоевский разглядел-признал в профессоре собрата-почвенника.

О. Ф. Миллер

Сам Миллер о своём отношении к писателю вспоминал: «С Достоевским под конец его жизни сблизило меня Славянское общество, которого он был товарищем председателя, и совместное участие с ним в публичных чтениях, на которых доставались ему именно со стороны молодёжи самые восторженные овации. Это, как и посещение его молодёжью и письма от неё с разных сторон, окончательно сделали для меня Достоевского примером победоносного поглаживания не по шёрстке» [ЛН, т. 86, с. 487]

Орест Миллер участвовал в составлении книги «Биография, письма и заметки из записной книжки Ф. М. Достоевского» (1883) и опубликовал в ней «Материалы для жизнеописания Ф. М. Достоевского», став по существу первым биографом писателя, составил сборник из произведений Достоевского «Русским детям» (1883), написал очерк «Дом и кабинет Достоевского» (1887).

Известно одно письмо Достоевского к Миллеру от 4 января 1874 г. и 8 писем Миллера к писателю (1874–1880)

Милюков Александр Петрович

(1816–1897)

Педагог, писатель, историк литературы, автор книги «Очерки по истории русской поэзии» (1848). Достоевский познакомился с ним