Все три последних хрониста писали в доинквизиторское время, и в этом они отличаются от других историков, на которых мы теперь обратим внимание. Так, Валера написал свою хронику Энрике IV, известную как Memorial di diversas Hazañas, в 1486 г., то есть под недремлющим оком инквизиции. В этой работе он пытался обелить конверсо, обвиненных в религиозном уклонизме, но постарался сделать это в такой форме, которая не оставила бы его открытым для вопросов инквизиции, на которые у него нет ответа. Поэтому в своем описании конверсо он использует утверждения и фразы, найденные в более ранних источниках, так чтобы иметь возможность утверждать, что его работа является лишь продуктом чисто научного исследования. Это, конечно, слабая отговорка, потому что он мог быть обвинен в намеренном отборе почти исключительно промарранских материалов. Но при тех обстоятельствах он не мог думать о другой защите, чтобы не скомпрометировать свой труд историка и не совершить предательство по отношению к своей совести.

В своей «Докладной записке» Валера в большой мере опирается на работу Паленсии Decadas и на Кастильскую хронику, которая является вульгаризированной версией Decadas, и в таком качестве его «Докладная записка» может считаться лишенной настоящей исторической ценности. Тем не менее, будучи современником Энрике IV, знакомым с событиями того времени, и проницательным политическим обозревателем, он показывает своими замечаниями о марранах в «Докладной записке» и материалами из работы Паленсии, которые он принимает или отвергает, какова его позиция в марранском вопросе. Более того, поскольку его позиция противоположна превалировавшему антимарранскому настроению, а самое главное — позиции инквизиции, мы должны рассматривать ее как отражение его собственных мыслей и даже как выражение взглядов, которых он придерживался во время тех событий.

Валера не затрагивает антимарранские погромы 1462 г. в Кармоне (возможно, из-за слишком критической позиции Паленсии по отношению к «старым христианам» в описании этих событий) и взрыва агрессии против конверсо в Толедо в 1467 г. (на этот раз, наверное, из-за того, что Паленсия был слишком критичен по отношению к «новым христианам»). Он повторяет, однако, рассказ Паленсии о том, как король Альфонсо отклонил адресованную ему толедцами петицию с требованием разрешить им оставить у себя награбленное добро и должности, захваченные ими у конверсо в недавних волнениях, и назвал подателей петиции malvados robadores (злодейскими грабителями)[2800]. Точно так же он представляет беспорядки в Кордове в духе отчета Паленсии об иудействовании конверсо, которое тот представляет как причину взрыва волнений. По мнению Валеры, погромы были спровоцированы «большим богатством конверсо Кордовы, которое позволило им купить общественные должности» и «высокомерным» использованием этих должностей, которое «старые христиане не могли вытерпеть»[2801]. Так, причины беспорядков в Кордове были, согласно Валере, социальными и политическими, а религиозный аспект полностью исчез.

Он следует Паленсии также и в описании нападений на марранов и в других городах Андалусии, убийства Мигеля Лукаса в Хаэне и последующего погрома в этом городе. Он смягчает критику погромщиков, приписывая им «безумие жестокости», а не «безумную жажду крови», как у Паленсии. Но вместо этого он включает важное высказывание (взятое из Кастильской хроники), что конверсо Хаэна и Кордовы были убиты без всяких причин[2802]. Поэтому ясно, что в отношении Хаэна и Кордовы Валера исключает религиозную причину волнений.

Эти утверждения отнюдь не были малозначащими; на такие заявления в эпоху инквизиции требовалась немалая смелость. Даже при том, что Валера был maestresala короля и член его совета и пользовался расположением короля и королевы, дать инквизиции повод для обвинений в поддержке «еретиков» — и сделать это наперекор свидетельству своего главного источника (Паленсии) — означало взять на себя риск, продиктованный высокой моралью. Такой риск может позволить себе только по-настоящему мужественный человек.

Мужество, однако, покинуло его, когда он приступил к описанию основания инквизиции. Установление инквизиции, заявляет он, явилось результатом «озарения Божьей милостью сиятельнейших принцев, Фердинанда и Изабеллы», которые, в своем желании очистить королевства от всех преступлений, не забыли о ересях, которыми были заражены их подданные[2803]. Согласно Валере, носителями этих ересей были не только «многие недавно обращенные», но также «некоторые "старые христиане", что свернули с праведного пути». Среди последних он упоминает еретиков Дуранго (сметенных с лица земли за десятилетия до того!), сомневавшихся во всех истинах, кроме рождения и смерти человека, и тех, кто интерпретирует определенные части Священного Писания наперекор пониманию святых Отцов Церкви[2804]. Включением этих экзегетов и скептиков, так же как и ушедшей в прошлое ереси Дуранго, в число факторов, против которых была создана инквизиция, Валера старался представить инквизицию не как специфически антимарранскую институцию, а как антиеретическую вообще, и, таким образом, смягчил удар против своей группы. Нет сомнений, что именно по этой причине он утверждал, что короли последовали не только совету настоятеля Санта-Крус, Томаса де Торкемады, но и настоятеля монастыря Прадо, Эрнандо де Талаверы (который был конверсо)[2805]. Это утверждение заставило Суриту заметить: «Он не говорит правды. Эрнандо де Талавера не разделял намерений Торкемады. Он возражал против основания Инквизиции»[2806].

II. Фернандо де Пульгар

Как и Валера, Пульгар, сын маррана с превосходными связями, с юности находился при дворе Хуана II[2807]. Его интеллект был интеллектом человека раннего Ренессанса, пышно расцветавшего тогда в Испании, в то время как его моральные взгляды были сформулированы особой смесью идей, взятых из обоих Заветов и учений Святых Отцов, идей, определивших социальное кредо конверсо. Это кредо Пульгар был готов защищать. Он мог и не быть искусным фехтовальщиком, как Валера, но его мечом было перо, которым он орудовал с большим мастерством и, зачастую, с искусством жонглера. Его красноречие, как устное, так и письменное, и владение несколькими языками, включая французский, привели к его назначению секретарем и хронистом Энрике IV (в 1458 г.), а позже — послом в Риме и Франции. Эти же таланты принесли ему, при Королях-католиках, посты секретаря королевы, члена королевского совета и посла во Франции (1475 г.).

Поскольку он долгие годы был хронистом Энрике IV, то само собой разумеется, что он написал историю этого правления. Но если это так, то ни одна из его работ не сохранилась, за исключением, пожалуй, нескольких разделов, включенных в главы, предшествовавшие его «Хронике Королей-католиков». Эту хронику он начал писать в 1482 или в 1481 г., то есть после основания инквизиции, но то, что он пишет о конверсо до этого события, отражает взгляды, которых он придерживался — и выразил их — в период Энрике IV и в ранние годы Королей-католиков.