с Драком зависимость убойной силы от диаметра шаров. У него были тогда идеи, что она развивается нелинейно. Впрочем серьезно он этим никогда не занимался. А тогда он сказал бы позвонить Баруху. Это друг его, мастер всякого схематоза.

— Это в честь него ты своего крокодила назвал? — уточнил Уфф.

— Ну да. Сейчас собираюсь ему написать, но, думаю, обидится ведь, если узнает. Или нет. Никогда не знаешь. Отец, кстати, звал его Бар. Так что разница все-таки есть.

— Может, тебе надо было проявить больше упорства? — осторожно спросил Уфф.

— О, да. Я с тобой совершенно согласен. Вообще я всегда согласен с советами, которым не собираюсь следовать даже в теории. Они кажутся идеальными. И, главное, безопасными лично для меня, — усмехнулся я.

Уфф помолчал и продолжил:

— Не жалеешь?

— Да о чем? Я понимаю, если б мне было с чем сравнивать: вот одна жизнь, вот другая, эта вроде получше. Но она всего одна. Вот куда бы я точно не попал, если б поступил, это на побережье — в питомник лемуринов. Я там год проработал. И это был лучший год! Не считая Домино, конечно.

— Лемурины?

Лемурины были редкой и совершенно очаровательной разновидностью полосатых тюленей. Им не повезло, что их способность делиться с человеком энергией и решительностью была открыта слишком рано, когда люди еще не научились беречь полезных ближних. Да и вообще что-либо беречь. На Тривии они сохранились чудом, потому что никто не знал, что они могут жить и северных морях, а вот Меркатор и Спарта извели своих еще лет сто назад.

Лемуринов любили забирать из моря и держать в домашних бассейнах. Перед значимыми магическими событиями пообщаться с лемуринами подходила не то что вся семья, а зачастую весь местный гарнизон. И лемурины делились, делились, делились. Эффект невозможно было не заметить. Потом пара умирала и ловили следующую. И как-то пропустили тот момент, когда однажды ловить стало некого, слишком многим они были нужны. Попробовали разводить в неволе, но ничего не вышло. Лемурины были решительно против: играть, общаться — пожалуйста. Но не размножаться.

— Ну так вот, только у нас они остались. Постоянно на побережье не оставляют никого, даже профессоров, разве что смены у них подлиннее. Я ездил на год, а профессорам разрешено жить целых пять. Но потом — будь добр, назад. Желающих слишком много.

— И как ты? Вернулся готовым к свершениям?

— Что-то вроде того, — усмехнулся я. — Я тебе сейчас другое расскажу. Однажды мы вышли утром на берег — смотреть, не нужна ли помощь кому, как вообще дела, а они все сидят на берегу. Вот вся популяция. Живого места на пляже нет вообще, прямо на голове друг у друга. И назад лезть не хотят. Меня послал профессор брать пробы воды, чую, говорит, в этом дело. Я полез прямо через них, они как ты понимаешь, никаких троп не оставили, а они не дают мне пройти. Я и так, и эдак, преодолею метров десять, а они, такие, хоп, поднимают меня на ласты и назад передают, как мешок с картошкой. Чувствую себя идиотом. А они телепаты в принципе, но тут у меня функционал ограниченный, а тогда было еще хуже. Тогда я сел на краю их скопления, показал им пробирку, объяснил с чувством, что мне нужно набрать воды, чтобы мы могли понять, что с водой не так. Они только ластами машут и свистят. Я им говорю, друзья мои, я не смогу на такое расстояние донести воздушной петлей пробирку, опустить ее в воду и забрать назад. Это для меня слишком далеко. Ну пропустили бы поближе, хотя бы метров на пять, если уж вы считаете, что к воде мне нельзя. Поговорил, руками помахал, ничего не происходит. Вдруг смотрю, начали шевелиться.

— И что?

— И, представляешь, разошлись ровно настолько, чтобы я подошел к воде ровно на пять метров. Я подошел опустил пробирку в воду на воздушной петле, забрал и донес аккуратно. Еще специально перчатки надел на всякий случай. Они меня выпустили, и снова разлеглись.

— Ничего себе!

— Вот. Я принес пробирку, профессор нахмурился и поставил ее в анализатор. Оказалось, что около нашего побережья образовалось скопление красных водорослей, которые сначала размножаются и уплотняются, а потом, если колонию не уничтожить, она собирается в шар, взлетает и летит, пока не упадет в какой-нибудь крупный водоем. И губит его на корню, и все, что внутри, и все снаружи в радиусе километров ста.

— Кошмар какой! И вы что?

— Мы сообщили в столицу, оттуда прислали специальную команду. Они как раз успели: шар взлетел, они поймали его в ловушку и увезли уничтожать. Лемурины наши посмотрели на это действо, подождали пару часов и залезли в воду обратно. Но как-то я понял, что они очень нашу команду одобряют, и потом мне гораздо легче с ними общаться. И, честно говоря, если б не ротация, я бы, может, не стал оттуда уезжать. Там офигенно. Правда, делать нечего, только если на берегу сидеть и свистеть.

— А ты научился свистеть как они?

— Нет, — я усмехнулся. — Я научился только говорить их «привет».

— Ух-ты! — восхитился Уфф. — А покажи.

— Я потом, — пообещал я, потому что Бантий наконец принял нужную кондицию для закатывания в него монет.

Изначально я хотел сделать три монеты, но покрытия получилось даже больше, чем надо, и сделал сразу пять. Два заберу сразу нам, три пригодятся, продадим. Если я все правильно рассчитал, и наконечник копья будет работать, как я предполагаю, то на такие вещи будет спрос. Мда. Вопрос о добыче новой порции игл встает особенно остро. Да еще копье мне надо восстановить, как же я без копья?

Все закончил, поставил монеты сушиться и пошел спать.

***

Утро в столовой Шмидта началось раньше обычного. Еще вечером с Бодайбо приехало все необходимое, чтобы устроить встречу как положено. Кракко недовольно вспоминал инструкции Галины Ивановны и с некоторым ужасом ждал ее появления, но вместо Галины Ивановны к ним явился довольно помятый Боргер.

— Ого! Не ждал тебя так рано, — заявил Шмидт.

— Я и сам себя не ждал, — буркнул Боргер. — Но поступил сигнал.

— Какой же?

— Что в продуктах нам прислали яд. В каком-то одном что-то есть.

К Боргеру и Шмидту подбежал Кракко.

— Какой яд? У нас никакой яд не пройдет. Я все проверяю. Я сам кого хочешь отравлю.

От этого заявления Боргер и Шмидт заржали.

— Тогда ищи сам, — Боргер вынул из кармана магический тестер. — Меня, правда, Балакирев снабдил видишь