Скин попытался заговорить, хотел умолять о пощаде, но его горло было забито пылью. Поэтому он смог лишь жалобно всхлипнуть, когда лорд-крыса впился ему в шею своими зубами, завершая начатую Ониксом работу.

Комната была почти такой, как она помнила, однако свой отпечаток война наложила и на нее, как, впрочем, и на все остальное в Семиземелье. Над кроватью с четырьмя столбами свисали кружевные занавеси с вышитыми на них изящными листьями плюща, дверь в гардеробную приоткрыта. Когда Уитли была маленькой, там висело множество нарядных платьев, но теперь одежды там осталось немного, и была она гораздо проще и практичнее, чем подобало иметь знатной лиссийской леди. Туалетный столик когда-то был уставлен шкатулками для украшений, набитыми браслетами и кольцами, на нем теснились флаконы с привезенными со всего Семиземелья духами, которыми, заметим правды ради, девчонка-сорванец из Брекенхольма практически никогда не пользовалась. Теперь, после захвата города дикарями, все это исчезло. Сквозь раскрытые настежь балконные двери снизу долетал городской шум – бодрящий, поднимающий Уитли настроение. Всю комнату заливал солнечный свет.

Повсюду в вазах стояли букеты цветов – так домочадцы приветствовали ее возвращение. Но не на цветы смотрела сейчас Уитли, а на самодельное лоскутное одеяло и разложенное на нем оружие.

Вот пара охотничьих ножей, остро заточенных, отражающих солнечные блики своими клинками. Рядом небольшой лук с новой, туго натянутой тетивой. На спинке стула висит колчан, туго набитый оперенными стрелами. И, наконец, вдоль края кровати вытянулась боевая дубинка с металлической, покрытой блестящими от масла шипами, головкой. Уитли вздохнула, оценивая взглядом все эти, совершенно неуместные в девичьей спальне предметы. По замыслу, эта спальня предназначалась для принцессы, которой когда-то была Уитли. Нет, она, конечно, и сейчас оставалась верледи, дочерью лорда-медведя из Брекенхольма, но путь, который она выбрала для себя в жизни, пролегал далеко-далеко от уютных спален, драгоценностей и флаконов с духами. Уитли была следопытом из Лесной Стражи – одним из лучших следопытов! – и носила не ожерелья и тиары, а ножи, лук и доспехи.

Стук в дверь заставил ее обернуться и поднять голову.

– Войдите.

К удивлению Уитли, это оказалась не ее мать, как она ожидала. Предыдущие два дня герцогиня Ранье без конца уговаривала дочь остаться в своем городе, в родной Лесной земле, и разве можно было упрекать ее за это? Скажите сами, какая мать захочет, чтобы ее дочь, к тому же единственный ребенок в семье, отправилась на войну, с которой можно и не вернуться? Но Уитли не уступила просьбам матери.

Брат Уитли погиб от рук лордов-котов, ее отец пропал – может быть, погиб – на бескрайних полях сражений. Уитли осталась единственной леди-медведицей из Брекенхольма, единственной продолжательницей рода Бергана. Народ Лесной земли с надеждой смотрел на нее, и она не хотела, не могла подвести своих людей, обмануть их ожидания. Сейчас, увидев вошедших в ее спальню посетителей, Уитли улыбнулась, хотя и несколько натянуто.

– Снова торопитесь в путь? – спросил Южник, ведя под руку рядом с собой Бабу Собу. Цыган-великан был глазами и телохранителем старой хрупкой женщины, ее вечным спутником. Верными друзьями Уитли и Южник стали давно, еще со времен своей первой встречи в Кейп Гала, и цыган был одним из немногих людей, которым юная медведица без колебания доверила бы свою жизнь. Одним из немногих, кого она искренне любила.

– Я и так уже слишком долго задержалась здесь, – ответила Уитли и потянулась к лежащим на кровати ножам. – Люди и лошади отдохнули, набрались сил, провизией мы запаслись. Пора в путь. Даймлинг-роуд ждет нас.

После того как Брекенхольм был освобожден от коварно напавших на него Лесовиков, многие цыгане – что совершенно нехарактерно для этого странствующего народа – остались в этом городе, что называется, пустили в нем корни. Одно из пяти Великих деревьев – Бук Королевы – сгорело во время бушевавшего в городе пожара, но умельцы из числа цыган превратили его обугленный пень в произведение искусства, вырезали на нем барельефы героев, погибших в битве за Брекенхольм. Возвратившись домой, Уитли растрогалась до слез, увидев среди прочих фигур играющего на лютне Стригу и погибшего лорда-ястреба по имени Красный Руфус. Работая рука об руку с местными жителями, цыгане помогли заново отстроить город, а теперь участвовали в патрулировании пересекавших Дайрвуд древних дорог, делая более безопасным передвижение по ним.

Хотя угроза нападения со стороны забившихся в дальние углы леса и зализывавших свои раны дикарей оставалась, Брекенхольм в настоящее время был самым безопасным местом для союзников Волка во всей Лиссии.

– Вам обязательно нужно ехать? И действительно никто не может заменить вас? – спросил цыган.

– Вас моя мать послала? – сказала Уитли, прицепляя охотничьи ножи к своему кожаному поясу. – Я так и думала, что она пошлет кого-нибудь из самых близких мне людей уговаривать меня остаться.

– Ну, зачем же вы так, миледи, – обиделся Южник. – И все же позвольте еще раз спросить, действительно ли нет никого, кто мог бы поехать вместо вас?

– Нет, – отрезала Уитли, снимая со столба кровати свой зеленый плащ. Она накинула плащ на плечи, застегнула под горлом заколкой в виде головы волка и продолжила: – Я нужна своей Лесной Страже, мой старый друг. Повести их на войну должна правительница Брекенхольма.

– Мне больше нечего сказать, – огорченно развел руками Южник. Уитли облегченно выдохнула и подумала: «Хорошо. Надеюсь, он меня понял».

Соба неожиданно протянула вперед свою руку, взяла ладонь Уитли, близко поднесла ее к лицу. Оно у Собы сплошь было покрыто морщинами, мелкими и глубокими, и напоминало засохшее яблоко. Поднялись веки, и показались молочно-белые незрячие глаза. Уитли вздрогнула, ей показалось, что Соба проникает своими слепыми глазами прямо ей в душу.

– На севере тебя ожидает смерть, дитя мое, – тихо сказала Соба. – Битва, какой еще не видел мир. Уцелеет в ней Волк или нет, я не вижу, но многие погибнут. Очень многие из тех, кого любит Волк, падут под ударами меча.

– Те, кого любит Волк? – тревожно переспросила Уитли. – Все?

– Те, кого любит Волк, должны будут умереть, – вздохнула старая цыганка. – Брат убьет брата. Смерть будет искать и самого Дрю Феррана.

– Я понимаю, что здесь происходит, – сердито сказала Уитли. – Вы сговорились с моей матерью, чтобы удержать меня здесь. Вы пытаетесь запудрить мне мозги, уговорить, чтобы я не уезжала. Ничего не получится, Баба Соба. Я приехала сюда с верлордами из Лонграйдингса, чтобы собрать армию в помощь Дрю, а он сам сейчас поднимает на битву своих союзников на востоке. Я нужна Дрю. Я…

– Это тебе нужен Дрю, – перебила ее Баба Соба. – Твоя мать переживает сама по себе, дитя, я же пришла к тебе по своей воле. Я не пытаюсь отговорить тебя ехать, а неуклюжие попытки Южника сделать это оставим на его совести, – она сжала руку цыгана, и гигант поморщился, когда ему в ладонь крепко впились костлявые пальцы Собы.