– Да... как преступница. Ведь она могла потерять голову инапасть на своего деда... когда заметила, что он обнаружил кражу и разоблачилее...

– Да... это вполне возможно. Инспектор Сагден бросил наПуаро внимательный взгляд.

– Но вы не верите в это, не правда ли? Так объясните же мненаконец, как вы сами понимаете все это дело?!

– Видите ли, я снова и снова возвращаюсь в мыслях к одному итому же. К характеру покойного. Что за человек был Симеон Ли?

– Ну, это и в самом деле не тайна, – ответил Сагден.

– Тогда откройте мне ее, пожалуйста. Расскажите, что о немдумают в округе.

Инспектор Сагден задумчиво провел пальцем по щеке. Он,казалось, был растерян.

– Сам я не местный, родился в Ривзшире, соседнем графстве.Но, конечно, мистера Ли знают и у нас. Все, что мне о нем известно, известнопонаслышке.

– И что же вам известно понаслышке?

– Ну, говорят, что он был тертый калач, и в делах его намякине не проведешь. Но что касается денег, он был щедр, у него была широкаядуша. Меня удивляет, что мистер Джордж Ли, сын такого отца, может быть такимскупердяем.

– Но вы ведь видите, что в этой семье сформировались дватипа людей, в корне отличающихся друг от друга. Альфред, Джордж и Дейвид похожина свою мать. Я сегодня утром видел портреты в фамильной галерее.

– Он был вспыльчив, – продолжил Сагден, – часто изменялсвоей супруге. По крайней мере, в молодые годы. Но даже в таких случаях он велсебя порядочно. Если возникали нежелательные последствия, он щедро платил изаботился о том, чтобы девушка вышла замуж. Он, возможно, и был охотником заюбками, но подлым человеком никогда не был. Со своей женой, говорят, онобращался плохо.

Полагаю, что бедная женщина действительно была оченьнесчастна. Ей всегда нездоровилось, и она редко появлялась на люди. Совершенноопределенно – он был незаурядным человеком, этот старый Ли. Но был, видимо,также и мстительным. Рассказывают, что он никогда не прощал обидчику ивозвращал ему должок, даже если порой приходилось ожидать удобного момента длямести годами.

– Мельницы господни мелют медленно, но очень тонко, –пробормотал Пуаро себе под нос.

– Мельницы черта, лучше сказать, – твердо заявил.

Сагден. – В Симеоне Ли определенно не было ничего божьего.Он был из того разряда людей, которые продадут душу дьяволу, да еще ипорадуются выгодной сделке. И к тому же он был горд неимоверно, как Люцифер!

– Горд, как Люцифер! – повторил Пуаро. – Все это необычайноинтересно и наводит на размышления.

Инспектор Сагден с удивлением посмотрел на него:

– Не хотите ли вы сказать, что его убили из-за излишнейгордости?

– Я полагаю, что гордость – качество, которое передается понаследству. Сыновья Симеона Ли могли унаследовать от него гордость...

Он смолк. Хильда Ли вышла из дома и смотрела на террасу.

– Я искала вас, мистер Пуаро.

Инспектор Сагден извинился, попрощался и пошел в дом. Хильдапосмотрела ему вслед и сказала:

– Я не знала, что он тут с вами. Думала, он с Пилар в саду.Симпатичный мужчина – этот инспектор, и весьма деликатный. – Ее голос звучалмягко и приятно, успокаивал. – Мистер Пуаро, – обратилась она к Пуаро, – выдолжны мне помочь.

– С удовольствием, мадам.

– Вы умный человек, мистер Пуаро, я поняла это вчеравечером. Вероятно, очень многое вы с легкостью можете разгадать. Я хочу, чтобывы поняли моего мужа.

– Да, мадам, я вас слушаю.

– Инспектору Сагдену мне не хотелось бы говорить о некоторыхсобытиях. Он не может этого понять. Но вы – поймете.

Пуаро поклонился.

– Весьма польщен, мадам.

Хильда Ли продолжала совершенно спокойно:

– На протяжении многих лет, собственно, с тех пор, как мыпоженились, у моего мужа искалечена душа, если можно так выразиться. Видите ли,телесная болезнь причиняет боль и мучает, но раны на теле затягиваются, костисрастаются снова, и даже если некоторое время остается какой-то рубец, то всеже потом проходит. Мой муж в самом ранимом возрасте перенес тяжелую травмудуши. Он пережил смерть матери, которую любил больше всего на свете. Он считал,что моральную ответственность за эту смерть должен нести отец, и от этойнавязчивой идеи он так никогда и не сможет освободиться. Ненависть к отцупостоянно жила в нем. Я уговорила его, мистер Пуаро! – приехать сюда наРождество, чтобы он помирился со своим отцом. Я хотела, чтобы эта душевная ранамужа наконец зажила. Сейчас я знаю, что наш приезд был ошибкой. Симеон Ли нашелудовольствие в том, чтобы ковыряться в такой ране! И это было очень, оченьопасное занятие.

– Не хотите ли вы тем самым, мадам, сообщить мне, что вашсупруг убил своего отца?

– Я говорю вам, мистер Пуаро, что он очень легко мог бы этосделать... И я говорю вам, далее, что он не сделал этого! В тот момент, когдаСимеон Ли был убит, его сын сидел в музыкальной комнате и играл похоронныймарш. Желание убить жило в его сердце, перетекало в его пальцы и умирало впотоке звуков – такова истина.

Пуаро постоял минуту, погруженный в свои мысли. Затем онсказал:

– А что вы думаете, мадам, о трагических жизни и смертиматери вашего супруга?

– По всей видимости, Симеон Ли был кругом неправ и ужасно обращалсясо своей женой. Но в то же время полагаю, что существует такаяпредрасположенность к страданию и терпению, которая может вызвать в мужчинехудшие инстинкты, во всяком случае, в таком мужчине, каким был отец моего мужа.Симеон Ли, мне кажется, восхищался бы смелостью и твердостью характера.Терпение и слезы приводили его в бешенство.

Пуаро кивнул:

– Ваш муж сказал нам вчера вечером: «Моя мать никогда нежаловалась». Это верно?

Хильда Ли нетерпеливо возразила:

– Нет, конечно же, это неправда! Она постоянно жаловаласьДейвиду! Весь груз своих несчастий она взвалила на его плечи. А он был чересчурмолод, слишком молод, чтобы выносить то, что она взвалила на него!

Пуаро задумчиво посмотрел на нее. Она покраснела под еговзглядом и закусила губу.

– Я понимаю, – сказал Пуаро.

– Что вы понимаете? – резко спросила она.

– Я понимаю, что вам пришлось быть своему супругу в первуюочередь матерью, тогда как вы бы предпочли быть ему женой.