Домой Ирка не пошла. Отправилась через две улицы к какому-то перекошенному домишке и принялась тереться у окна, которое выходило на улицу.

– Хто тама? – раздался старушечий голос. – Хохо нелехкая принесла? Вань, ты, што ль?

– Не. Тетя Маруся, это я – Иришка.

– Иришка? Ты? Чехо пришла-то?

– Горе у меня, теть Марусь.

– А то я не слыхала!

– Продай бутылочку.

– Тебе? Чаво хоть ко мне-то? Сама, што ль, беленькую не хонишь боле?

– Антоха вчерась все выпил! Вот сука! Как чувствовал, что в последний раз пьет. Ни капли мне не оставил! И еще все хвалился: мол, завтра мы богачами станем. Самогона и пить не станем. Все только покупную водку, магазинную.

– Теперь-то он попьет, – язвительно хихикнула невидимая подругам тетя Маруся. – Ну, ладно. Деньги у тебя есть? Али в долг пришла брать?

– Есть, есть! – заторопилась Иришка. – Есть у меня деньги!

И сунув руку за пазуху, вытащила хрустящую бумажку.

– Тут на все!

– Не мнохо ли тебе, холуба, будет? – изумилась тетя Маруся. – Впрочем, мне-то шо! Хуби себя, коли хочешь!

Обмен завершился почти мгновенно. Из рук Иришки исчезла денежка, а вместо нее появилась огромная бутыль самогона.

– Сдачу возьми.

– Оставь, тетя Маруся. Я к тебе еще приду! Пустишь?

– Клиент, он в любое время ночи клиент, – важно ответила продавщица. – Приходь! Я завсехда дома. Ты ж знаешь!

– Вот спасибо! – просияла Ирка. – Теперь я горе свое залью! Доброго тебе здоровьичка, тетя Маруся!

И, совершенно счастливая, Ирка побежала по улице. Кажется, тот факт, что сегодня она овдовела, потеряв близкого человека – мужа и кормильца, ни чуточки больше не волновал эту особу. В руках она держала пропуск в другой, лучший, мир. И реальность ее больше не трогала. Отбежав на несколько шагов, Ирка не удержалась. Остановилась и сделала несколько глотков из бутылки. Сняла, так сказать, пробу. Видимо, проба удалась. Потому что Иришка крякнула. И дальше зашагала, переставляя ноги уже далеко не так уверенно.

За пазухой у нее по-прежнему все шуршало. Да еще в руках была большая и неудобная бутыль с самогоном. Так что ничего удивительного в том, что в одном месте Иришка поскользнулась на камешке. Нога в резиновых сапогах подвернулась, и Иришка шмякнулась на землю.

– Ё….! Ё… мое! Х…!

Но надо отдать Иришке должное. Даже падая, она успела так сгруппироваться, чтобы сохранить драгоценную бутыль в неприкосновенности. И теперь, лежа на спине и суча ногами в огромных чоботах, словно майский жук, Иришка никак не могла подняться. Ей не давала это сделать бутылка. А оставить ее, чтобы спокойно подняться, женщина или не догадывалась, или просто не понимала, как это можно выпустить самогон из рук. А вдруг упрут? Или ноги у него вырастут и сам убежит?

Так что на земле Иришка копошилась долго. Подруги даже хотели подойти к ней и помочь подняться, но вовремя удержались. И правильно сделали: Иришка встала и сама. Сначала перевернулась на бок, все еще бережно прижимая к себе бутыль. А потом грациозно поднялась на ноги. Честное слово, ей бы могла позавидовать и профессиональная гимнастка.

Наконец Иришка продолжила свой путь. А подруги, подойдя к тому месту, где только что валялась на земле пьянчужка, внимательно осмотрели землю.

– Смотри! Деньги.

И Леся подняла купюру.

– Сколько? Ого! Целая тысяча!

– А тут еще пятьсот рублей.

Подруги переглянулись. Сколько же там было напихано за пазухой у Иришки, если она купила литра три самогона, а потом из нее еще вывалилось полторы тысячи, и она этого даже не заметила!

– А ведь у них тут никто больше восьми тысяч не получает. Я специально узнавала. Десять платят только в «Восторге», и это считается здесь нереально высокой зарплатой.

Большинство женщин имели ежемесячный доход от пяти до семи тысяч рублей. И получалось, что Иришка выкинула сейчас на ветер плату чуть ли не за две рабочие недели. Выкинула и даже глазом ни моргнула. А ведь еще совсем недавно у нее и копейки за душой не было.

– Выходит, Василий ей дал деньги.

– Он. Больше некому.

– А за что?

Но на этот вопрос подруги ответа пока что не знали. Но зато они знали человека, который им его даст. Оставалось только подобрать к этому человеку нужный ключик.

– Ведь что нужно алкоголику, когда он выпьет?

– Еще выпить? – предположила Леся.

– Выпить, само собой, – кивнула Кира. – А еще поговорить. Допустим, что выпить у Иришки теперь есть. Больше ей пока не нужно. Но теперь ее потянет излить кому-нибудь свою душу. А тут и мы с тобой. Здравствуйте, пожалуйста.

– А вдруг она заснет?

– Обязательно заснет. Но не сразу. Сначала она нам все расскажет.

И Кира оказалась права. Иришка начала разговаривать сама с собой еще до того, как добралась до своего дома. Так что когда она увидела подруг на пороге, то не только не рассердилась, а даже обрадовалась.

– Вы ко мне? Заходите! Помянем моего мужика беспутного! У меня и выпивка найдется!

Совершенно пьяной Иришка оказалась на редкость приветливой и даже гостеприимной хозяйкой. Правда, у нее не нашлось даже кусочка черного хлеба, но зато в сенях стояла бадейка с еще прошлогодней квашеной капустой. И туесок с солеными грибами. От капустки шел такой дух, что подруги не отважились ее даже попробовать. А соленым грибкам, по собственному признанию Иришки, предстояло стоять еще «тридцать дён», то есть целый месяц.

Так что закуски практически не было. Но Иришку это не смущало. Выставив на стол три мутноватых стакана, она наполнила каждый из них больше чем наполовину. И предложила выпить:

– Ну, за Антоху! За мертвых до дна и не чокаясь!

Пить мутный самогон сомнительного качества, да еще стаканами, подругам было в диковинку. Они и не стали пить. Осторожненько слили его под стол, пока Иришка, закрыв глаза от наслаждения, тянула сивуху.

– Вот так, – бухнув пустой стакан, произнесла Иришка. – Вот так я и овдовела. А ведь какой Антошка мой красивый был! Вы бы его только на нашей свадьбе видели! Все девки мне завидовали! Антошка меня на руках носил! Пылинки с меня сдувал. Делать по дому или по хозяйству ничего не позволял. Садись, говорил мне бывало, садись лучше, дорогой мой Ирунчик, выпьем с тобой чуток.

– И что, часто он так?

– Что?

– Ну, присаживался.

– А-а-а… Частенько.

– А кто же все по дому делал? И в огороде? И вообще?

– Мать его, покуда жива была, хозяйство на себе тащила. А как ее не стало, так как-то все…