ключевые аспекты кормодобывающей и репродуктивной деятельности синего кита и других уязвимых видов крупных китообразных на обширных акваториях. Показано, что сейсмическая разведка вызывает перемещения промысловых видов рыб, вследствие чего уловы многих рыболовных предприятий резко снижаются. Кроме того, работа пневмопушек также становится причиной повышенной смертности икры и мальков рыб, вызывает потерю слуха и другие физиологические нарушения, препятствует брачным акустическим взаимодействиям взрослых особей и снижает способность реагировать на угрозы со стороны хищников, что в целом вызывает большую тревогу из-за потенциальных массовых вредоносных влияний на популяции рыб. Показано, что работа пневмопушек и другие низкочастотные шумы влияют на личиночное и эмбриональное развитие некоторых беспозвоночных, например морских гребешков. У чрезвычайно уязвимых, находящихся на грани исчезновения морских черепах… наиболее чувствительная часть слухового диапазона приходится на те же низкочастотные интервалы, на которых максимально сконцентрирована энергия большинства пневмопушек[112].

Чтобы немного поднять нам настроение, я говорю Шейну, что, может быть, стоит прекратить прослушивать водные просторы без малейшего признака китов, чем мы занимались последние дни.

«Давай лучше поищем китов в нашей самой первой точке», – предлагаю я.

И вот мы отправляемся в самую первую точку, опускаем в воду гидрофон и…

Шейн вслушивается. И указывает пальцем на юго-запад.

Потом передает мне наушники. Вот они – ясные и громкие щелчки трех или четырех кашалотов, пробивающиеся к нам из черной глубины.

«Ух ты, – говорю я. – Здорово. И почему мы ни разу не сделали этого за минувшие шесть дней?»

Мы двигаемся на юго-запад километра полтора. Шейн снова слушает и говорит: «Теперь здесь тихо».

Должно быть, киты поднимаются к поверхности. Мы напряженно всматриваемся в морскую рябь, в слепящие россыпи миллионов зеркальных бликов, высматривая среди них белесое облачко.

Студент и соавтор Шейна, француз Фабьен Вивье, негромко замечает: «Фонтан в той стороне».

По его прикидкам – где-то в километре. Но никто из нас не…

«Ты уверен, что видел фонтан?» – допытывается Шейн. «Сто процентов».

Мы направляемся туда, куда он указывает. Никаких следов.

Но стоит нам заглушить мотор и снова начать слушать, как в наушниках обнадеживающе щелкает: киты есть, они с разных сторон от нас. Шейн слышит двух впереди, еще трех или четырех – ближе к берегу. И произносит несколько загадочно: «Слишком много китов даже для моих мечтаний».

Затем он выражает надежду, что нас не ввели в заблуждение малые косатки.

«В каком смысле?» – «Они делают "з-з-з-клик". Но на большом расстоянии жужжание можно не услышать, ясно различим только щелчок».

Неужели мы в самом деле потеряли кашалотов, которых так хорошо слышали в первой точке, из-за того что стадо Pseudorca сбило нас со следа?

«Бывает. Не в первый раз». И вдруг: «Вон там!»

Теперь никаких сомнений: это фонтан кашалота.

«Хорошо, – Шейн поворачивается к Дэйву. – Давай помалу вперед».

Мы разгоняемся, и вскоре Дэйв тоже кричит: «Фонтан!» – и еще один кит всплывает неподалеку.

Вопрос только: кто именно? Шейн надеется, что это кто-то, кого мы в нынешнем сезоне еще не видели. «Спинной плавник довольно крупный».

Сказать, что у кашалота «крупный» спинной плавник, – все равно что назвать новорожденного китенка «маленьким»: тут все очень относительно. На самом деле спинные плавники у кашалотов по сравнению с другими китообразными совсем крохотные. Но все равно это важный признак. Когда же кит поднимает хвост, Шейн явно озадачен:

«Да кто же ты, черт побери?»

Фабьен кричит в третий раз: «Фонтан!» Говорит, где-то совсем далеко. Теперь в его словах никто не сомневается.

Пробыв под водой почти час, кит всегда делает первый вдох-выдох внезапно и очень мощно. Но сейчас он так далеко от нас – километрах в двух, наверное, – что я едва вижу плывущий над морем клочок пара.

Те два кита, что были перед нами, поближе, тоже показываются на поверхности, примерно в 400 метрах друг от друга.

«Двигай понемногу к тому, что поближе».

Мы заводим мотор и медленно плывем по колеблющимся серебристым бликам. Лучи утреннего солнца скачут по волнам, превращая каждую морщинку на воде в россыпь ярких блесток. Над этим мерцанием в невысокой полосе тумана виднеются наклонные фонтаны, выдыхаемые китами. Мы занимаемся наукой, словно погруженные в тропический сон.

Одинокая рыбацкая лодка, спешащая куда-то, замедляет ход. В ней двое. Один из рыбаков энергично размахивает руками над головой, привлекая наше внимание. Можно подумать, что он подает сигнал бедствия, но нет: он показывает нам на второго кита. Мы машем в ответ, давая понять, что уже заметили обоих.

Шейн улыбается: «Как мне нравится, что эти ребята стараются для нас».

Ближайший кит исчезает из виду.

Мы потихоньку приближаемся к киту, на которого указали рыбаки. Еще пару минут он продолжает выдыхать отработанный газ и накачивать кровь новым запасом кислорода.

Кашалот выгибает спину горбом и устремляется вперед, подгибая голову. Его хвост вертикально вздымается, с него стекает морская вода. На краю одной лопасти – хорошо заметная полукруглая выемка.

«Очень он знакомо выглядит, этот хвост у последнего кита».

Так кто же он?

Похоже, мы слышим здесь всего восемь китов. Шейн пытается определить, кого именно, по хвостам, которые мы успели сфотографировать.

Всегда, когда мы в море, Шейн полностью поглощен работой. Он должен быть уверен, что его коллеги отметят и зафиксируют необходимое и запишут все звуки, которые он считает важным записать. А еще что дрон всегда будет наготове, если появится возможность для аэросъемки, в частности чтобы оценить физическое состояние китов. И что метки на присосках тоже окажутся под рукой на случай, если море будет спокойным и нам удастся подобраться к китам совсем близко. И что у всей команды будет бодрое настроение, и что всем хватит воды и еды, чтобы подкрепиться. Иными словами, он одновременно и ученый, и организатор, и наставник, так что его внимание всегда сосредоточено на работе, вплоть до мелочей.

Но бывают особые моменты. Молчаливые перемещения от одной точки прослушивания до другой. Или дни без китов. И в такие моменты, когда Шейну не надо играть роль деятельного организатора или когда вокруг нет ни одного кита, за которым можно наблюдать или которого можно слушать, его охватывает беспокойство. Всегда есть вероятность, что киты, которых он так хорошо знает, перестанут сюда возвращаться. Вероятность, что пронизанное звуками море наполнится тишиной. Что все эти семьи, каждая из которых уникальна, начнут исчезать одна за другой. Что труд его жизни окажется не переходом по мосту, ведущему к более глубокому пониманию мира китов, а всего лишь прогулкой по доске над удушающе пустынным океаном. И это будет означать конец.

Тот кропотливый учет рождений и смертей, который давно уже ведет Шейн,