— Разумеется. Я готов работать в любых условиях.

— Ценю вашу преданность делу, любезный Натаниэль. Труд в античном аркадийском антураже дачи Рено — и вправду занятие не из легких, — далее, устав говорить с металлически ироничными интонациями, Воронцов перешел на тон почти дружеский: — Я-то и сам с радостью остался бы тут. Но Елизавета Ксаверьевна очень просила приехать. Говорит, дети соскучились по папá…

По дороге Михаил Семенович молчал. Так что Натан был предоставлен своим раздумьям. Вот, кажется, всё — библиотека систематизирована в нескольких разрезах и описана — подробно, с краткими résumé[54] по каждой книге.

Любопытно, что теперь будет с Натаном, найдет ли Воронцов ему новое задание или на время войны даст отставку — за ненадобностью?

Но далее мысли не шли. Летняя теплынь, по-степному душистая и по-морскому густая, солёно-влажная, давала любопытный эффект. Одна и та же мысль ходила по кругу, слегка поскрипывая, как колесо кареты.

У Натана давно не было повода побывать на даче Рено. И сейчас он должен был признать, что она еще больше похорошела. В центральной части кусты и деревья пострижены в духе Версаля. Скульптуры под античность расставлены среди лужаек с яркими пятнами цветов, может быть, не идеально, но довольно гармонично. А вот ближе к морю растительность становилась всё более естественной или даже «дикой», природосообразной, в духе Жан-Жака Руссо.

Их немедленно встретили слуги в легких летних ливреях. Они подхватили привезенные вещи и по дороге к дому рассказали, что и императрица, и графиня с детьми изволят отдыхать в беседке на берегу. Натан по сему поводу даже немного расстроился: всё же не каждый день выпадает шанс увидеть — вот так накоротке, поблизости, царицу с царевною.

Генерал-губернатор с библио-порученцем прошел в местный рабочий кабинет, и они занялись делом. Отмечая специальными знаками те книги, которые в скором времени, вероятно в следующем году, станут основою первой в Одессе (а может, и на всём имперском юге) публичной библиотеки. За таким занятием, не только интересным, но и историческим, время шло незаметно.

В какой-то момент дом огласился радостными детскими возгласами. Вслед за этим в кабинет забежали Семён и Рина. Увидев в комнате незнакомого человека, они на миг притихли. Мальчик строго кивнул головой, а девочка сделала быстрый книксен. После чего оба начали радостно обнимать папá. Следом пришли няня с трехлетней Софи и Елизавета Ксаверьевна. Она же увела Михаила Семеновича поприветствовать императрицу с царевной, дети побежали вслед за ними.

А Натан остался в кабинете и теперь уж наверняка понял, что августейшую семью ему сегодня увидеть не удастся. Граф Воронцов вернулся через полчаса, и они продолжили работу. А в ней снова потеряли счет времени.

Но вдруг раздался какой-то дальний выстрел. Что бы это могло означать? В окно был виден только военный корабль. Но что за флаг на нем — не разглядишь. Успокаивает только то, что у турок сейчас, кажется, нет флота, который мог бы ходить в экспедицию до Одессы. Михаил Семенович достал подзорную трубу из одного из ящичков стола (причем из первого же им открытого, что означало — он точно знает, где что лежит). Следом отворил окно и стал высматривать, что там в море. Натан тоже пытался вглядываться, но невооруженным глазом, а это было много труднее.

Воронцов резко захлопнул окно, сложил трубу и сказал, итожа:

— Что ж, Натаниэль, полагаю, на сём наша сегодняшняя работа закончена.

— Что случилось, Михаил Семенович? Нечто плохое, чрезвычайное?

— Нет, напротив, событие радостное… Давайте складывать бумаги. Да аккуратно, по разделениям, дабы ничего не перепутать. Эта стопка — рассмотренные списки с отчеркнутыми книгами. Эта — нерассмотренные. Здесь — прочие наброски и замечания.

Они начали в четыре руки сортировать исписанные листы. Натан какое-то время сдерживал любопытство. Но потом всё же не стерпел и спросил:

— Ваше сиятельство, это какие-то новости с фронта прибыли?

— А я что ж, так и не сказал, что там увидел?

— Нет. Только отметили, что событие радостное.

— Так оно и есть. Наш государь-император Николай Павлович прибыл на корабле. Сейчас он идет на малом куттере к нашему берегу. И мы все вместе пойдем его встречать — с великою радостию.

Однако! Натан-то уж думал, что царицу с царевною сегодня не увидит, а тут к нему сам император явился. Преинтересно! Будет о чем написать наполеоновскому гвардейцу дядюшке Жако. Так сказать, от нашего императора — вашему императору!

* * *

Воронцов тем временем не медлил, а начал уже распоряжаться. Горлису велел ждать в гостиной, сам же пошел к жене в детскую. Поскольку дверь туда была открыта, то Натан слышал отдельные слова диалога: «император», «четверо в странной форме», «готовить?», «кухня военная — без изысков», «всего сколько?», «еще охрана, Бенкендорф», «матросам — накрыть в рабочей комнате». Горлис понял, что это распоряжения по поводу предстоящего ужина.

П. Соколов. Портрет императрицы Александры Федоровны с дочерью Марией на берегу Черного моря (1829)

Пока Михаил Семенович давал распоряжения, открылась дверь другой комнаты, и из нее вышла привлекательная женщина и девочка лет восьми-десяти. Обе — в платьях, которые можно было назвать простыми в своей роскоши. Неяркого песочного цвета со светло-коричневыми полосками у матери и светло-голубыми — у дочери. С драгоценностями бело-голубого цвета, одновременно и скромными, и очень дорогими.

Девочка крепко держала в руках гибкую ивовую ветку с леской и рыболовным крючком. Мать, Александра Федоровна, что-то негромко говорила ей на ухо. А русская царевна Мария Николаевна отвечала ей спокойно и просто, тоном, не терпящим возражений: Ich möchte diese Angelrute nehmen[55]. Говоря эту фразу, девочка посмотрела в глаза Горлису. И Натан подумал, что, пожалуй, не видал раньше у детей, тем более девочек, столь решительного пронизывающего взгляда. Тут и императрица почувствовала, что в гостиной есть кто-то, кроме них, резко выпрямилась и также посмотрела на Горлиса. Но у нее взгляд был совершенно иной — куда более теплый и приветливый. Натан, ранее с императрицами так близко не сталкивавшийся, резко, до хруста в шее, кивнул головой. В придачу — щелкнул каблуками, как ему показалось, с медвежьей ловкостью Афанасия Сосипатровича. Царица царственно улыбнулась Горлису ровно настолько, насколько заслуживал человек его звания и внешности, и пошла с девочкой, не выпускавшей удочку из рук, встречать отца и мужа. За ними засеменила воспитательница.