колхоза (молокоприемный пункт и т. д.). Иван Викторович со своими сыновьями Степаном и Андреем наладили весьма успешное кирпичное производство (колхоз было продолжил, но не осилил и бросил!). Иван Викторович был сослан и расстрелян. Сыновья, лишившись хозяйства, приютились в деревне. Степан жил у жены. Но по навету одного дурашливого (не хочу приводить его Ф.И.О.) жителя деревни (якобы Степан плохо отозвался о Сталине, когда тот надоел ему своим разговором о «вожде») был сразу арестован и увезен безвозвратно. Судя по дочери Степана Ивановича, внучке Ивана Викторовича (Нонне 1930, г. рожд.), получившей высшее медицинское образование в наших условиях, — эти кулаки были очень способные люди.

Андрей Иванович женился на Клаве из дер. Черное Озеро. Уехали всей семьей в Пермь. Их дети — дочери Саня, Маня, Нина и Галя живут до сих пор в Перми. Рассказывали мне, что кто-то из родственников Ивана Викторовича приезжал в постсоветское время в Тужу, но в деревню не поехал….

В многокомнатном добротном доме (в середине деревни, напротив «пожарки») «кулака» Вахрушева Федора Ефимовича, лишенного этого дома и всего имущества, поселились другие люди, а он, будучи уже в старческом возрасте, ослеп с горя и ютился, рассказывали мне, в сарае у добрых людей на другой улице (залогом).

Вахрушев Семен Платонович был раскулачен тоже уже в пожилом возрасте. Полагаю, его сын Дмитрий 1911 г. рождения, числится на памятной стеле деревни погибшим в ВОВ, но, естественно для комсоветов, в официальную книгу памяти он не включен. Дом Семена Платоновича наискось от нашего дома я хорошо знаю. Большой, высокий, на каменном фундаменте, с красивым крыльцом, с просторной оградой. Возле дома росла мощная, самая высокая ветла, на которой всегда гнездились грачи. Жили в доме Семена Платоновича другие люди. Сначала одни (я их не знаю), потом погорельцы (во время войны был большой пожар, сгорела за рекой 8 изб), вроде дальние наши родственники по бабушке, но главное, там жил мой друг Валентин (Валентинко), рано уехавший с матерью из деревни. Характер дома, его обустройство говорит о Семене Платоновиче как об очень серьезном хозяине.

Раскулачен был и Осип Кириллович Вахрушев, о котором очень уважительно пишет мой отец. Он также в этот период был уже старик. Владел кузницей, имел пасеку и т. д. Его сына Андриана Осиповича (дед моего лучшего друга детства Ванюрки) не репрессировали. Наверное, без кузнеца и кузницы деревня жить не могла, в какой бы коммунизированной или частнособственнической форме она ни была: ни инвентарь починить, ни лошадей подковать и т. д. Многочисленное семейство Андриана Осиповича осталось жить в домах Осипа Кирилловича. А его сын Александр Андрианович, по негласным разговорам, был в числе тех, кто чуть было не убил моего старшего брата Михаила, активного комсомольца в знаменитые 30е годы (нож прошел в каком-то сантиметре от сердца).

«Кулак» Вахрушев Макар (отчества я пока не узнал) в момент раскулачивания оказался также престарелым. А его сын Иван Макарович был признан подкулачником и получил «твердое задание» (на уровне разорения). Кстати, жена Ивана Макаровича — сестра мужа Екатерины Филипповны Дмитрия Сергеевича Новикова — Наталия Сергеевна. С сыном Ивана Макаровича Михаилом я был очень дружен, когда учился в семилетке. Он получил высшее образование и жил в Москве. Его старший брат Иван трудился преподавателем в военном училище. С Иваном Макаровичем, как пишет мой отец, они помирились лишь на старости!

Интенсивно и вдохновенно поработали в период НЭПа братья Новиковы Алексей и Павел Ивановичи. Их дома не сохранились, но рассказывают, были украшением деревни. Они, как и Иван Викторович, наладили кирпичное производство. Павла Ивановича, служившего до НЭПа на «Авроре» лишь лишили нажитого имущества и прав, но оставили ему жизнь. Его потомки, работники одного из заводов Нижнего Новгорода, в постсоветский период, по данным прессы, через суд получили какое-то вознаграждение за нанесенный семье Павла Ивановича ущерб. А Алексей Иванович был сослан и расстрелян.

Лишенный имущества и прав Новиков Михаил Митрофанович был сослан безвозвратно в дальние края. В его большом доме довольно аккуратно обшитом тесом, жили другие люди. Младший брат Михаила Тимофей, живший рядом с ним, был признан «подкулачником». Из-за непомерных заданий семья Тимофея вскорости покинула деревню. А в доме в мои годы жили другие люди. Сын «кулака» Михаила Митрофановича — Николай Михайлович с 1925 г. рождения погиб в 1943 г. и включен в книгу памяти.

Владелец, прекрасной (по рассказам) пасеки Новиков Гаврил Михайлович, живший недалеко от Митрофановичей был раскулачен. Его конфискованную пасеку коммуна (как пишет мой отец) выкупила у государства. Сын Гаврила Михайловича — Николай Гаврилович (1904–1941 гг.) погиб на фронте, но в книгу памяти не включен. О судьбе самого Гаврилы Михайловича сведений не имею.

Список «подкулачников» открывает Колосов Александр Ивольевич. Это мой дедушка по отцу. Как я уже писал, его как старшего сына в семье Иволия Василисковича готовили солдаты на 25 лет службы: учили общим наукам в церковно-приходской школе и специальности портного. Но на сборном пункте в уездном городе Яранске он оказался лишним. Это хорошо вроде бы, но в деревенской общине как будущему рекруту царской армии, которому полагалось государственное иждивение, не полагалось ни земельной ни имущественной доли. Как быть? Выручила специальность. Стал зарабатывать и хорошо как портной. Его швейной машинкой «Зингер» и через 50 лет пользовались мои родители. (Дедушка умер лет за 5–6 до моего рождения, поэтому все сведения о нем со слов моих братьев, родителей и других жителей деревни).

Как относительно других грамотного, жители деревни выбрали дедушку старостой. По рассказам, именно при нем была построена часовня, крест с которой сбрасывал мой брат Михаил (с другими комсомольцами). В мое время в ней (о чем не говорили тогда, а я и не догадывался) был магазин с водкой, солью и спичками. Основательный дом дедушки был отвезен на постройку клуба колхоза и до сих пор используется эта часть клуба: контора колхоза, библиотека и т. п. Как это же происходило — не знаю. Об этом, я узнал только в последние годы. В семье нашей об этом не говорили. Не исключаю версии, что это сделал отец, чтоб обезопасить себя, да и спасти дедушку от раскулачивания. Вообще как происходили взаимоотношения моих близких родственников — отца — комактивиста и дедушки — бывшего старорежимного старосты — не знаю. Дедушка был преклонного возраста, это его и спасло. Он вскоре умер. Через какое-то время и отца исключили из партии, и он отошел от флагманской роли в социализации деревни, правда, оставаясь, как он пишет, беспартийным большевиком. То, что он это пишет чистосердечно, я