— Но это же просто предвзятость, — возразила Айна. — Ирландия слишком мала, чтобы разделяться.

Вошедшая Маргарет спросила, о чем разговор.

— О Северной Ирландии, с твоего позволения, — ответила Нора. — Как будто мало телевизора.

— О господи, — вздохнула Маргарет. — Мы как-то ездили туда автобусным туром. Не знаю, где именно на севере мы были, но наш автобус закидали камнями. Я была счастлива, когда мы благополучно пересекли границу. По мне, так это просто толпа протестантов.

* * *

В канун Рождества заехала Уна, избавилась от привезенных подарков и укатила в Килкенни. Фионе и Айне она купила ту же дорогую косметику, какой пользовалась сама, и девушки целый день красились и выбирали для Фионы наряд к вечернему свиданию, о котором Норе, тоже готовившейся к Рождеству, знать якобы не полагалось.

Прибыли Джим и Маргарет, и Доналу с Конором пришлось помогать Маргарет вытаскивать из машины и заносить в дом подарочные свертки. Не все сразу поняли, что Доналу досталась лишь коробка шоколадных батончиков. Маргарет пустилась объяснять, и Нора отметила ее странную нервозность.

— У меня есть приятный сюрприз для всех, — сказала та.

— Но что это, тетя Маргарет? — спросила Фиона.

— Я знаю, — подал голос Конор.

— Ну так выкладывай! — потребовала Айна.

— Это темная комната, — сказал он.

Выяснилось, что за последние пару месяцев Маргарет тайком переоборудовала маленькую кладовку у себя дома, между кухней и гостевой спальней, в фотолабораторию. Норе рассказали, что в кладовку провели воду, установили там раковину и все необходимое фотооборудование, — Джим и Маргарет потратились нешуточно. Вот, значит, что происходило в передней комнате всякий раз, когда Маргарет ускользала туда, чтобы поговорить с Доналом. Не спрашивая Нору, которая этого не позволила бы, он уговаривал тетушку, давил на сочувствие, пока она не решила обустроить ему помещение для фотодела. Фиона с Айной были не меньше Норы огорошены случившимся. Позднее, когда мальчики ушли спать, а Фиона отправилась на свидание, Айна спросила, неужели Нора и правда не знала о фотолаборатории.

— Он же может потерять к этому интерес с годами, — сказала Айна. — И что тогда делать с этой комнатой?

— Они постоянно шушукаются, вот он, наверно, и внушил ей, что именно этого и хочет, — ответила Нора.

— Ни у кого нет домашней фотолаборатории.

— Что ж, у Донала теперь есть, — сказала Нора, — хорошее место для уединения. Может, ему только это и нужно.

После долгих споров ей наконец начислили вторую пенсию и сделали пересчет за предыдущие месяцы. Поначалу Нора не поняла, откуда взялась столь солидная сумма. Она рассказала об этом Джиму и Маргарет, и Джим ответил, что Чарли Хоги был приличным министром юстиции, хотя и ужасным министром сельского хозяйства, но если не потеряет выдержки, то войдет в анналы как великий министр финансов.

Она вспомнила, как годами раньше побывала с Морисом на домашнем приеме у доктора Райана. Праздновали помолвку его дочери. Доктор Райан был тогда министром финансов. Она подивилась роскоши самого дома, официантам и рестораторам. Все гости, кроме прибывших из Уэксфорда, были в вечерних нарядах. Доктор Райан вел себя как аристократ, и ей было странно видеть, как робели и нервничали в его присутствии Морис и Шэй Дойл, который тоже приехал с ними из Эннискорти. Они были сами на себя не похожи, стоя в холле подле министра, изображавшего барина. Удивило ее и то, с какой легкостью министр принизил Хоги, назвав его торопыгой щенком без роду и племени.

“Он примкнул к нам, потому что мы были у власти, — припомнила она слова доктора Райана, — а власть — это все, чего ему хочется”.

Вспомнила тишину в машине, стоявшую первые полчаса на обратном пути, а затем, спустя несколько дней, — серьезность, с которой Морис передал слова министра Джиму. Позже от нее не укрылось, что если в присутствии Кэтрин, Марка или тети Джози разговор сворачивал на политику, Морис никогда не повторял тех слов доктора Райана. Они не предназначались людям иных взглядов.

Таким потерянным она видела Мориса еще только раз. Это случилось на собрании городских католиков-мирян под председательством доктора Шервуда из колледжа Святого Петра, где какой-то теолог говорил о переменах в церкви. Он настаивал, что власть церкви приоритетна и превосходит всякую прочую — закона, политики и прав человека. Для религиозного человека церковь должна стоять на первом месте не только по части вопросов религии, но и во всех прочих. Это, конечно, не означает, что вся власть у церкви, а гражданское право не в счет, но ее власть — главная. Когда начались прения, Нора толкнула Мориса, так как знала, что он не согласен с мнением теолога, — как, разумеется, и она. Но Морис никогда бы не стал затевать прилюдный богословский спор. Ей не забыть выражения его лица — озадаченного, беспомощного, почти испуганного, как на том приеме у доктора Райана в Делгани.

Джим тепло отзывался о перспективах Хоги, однако Нора знала, что в действительности он не одобрял его, как не жаловал большинство молодых министров. Ей самой Хоги нравился — или нравилось то, что она о нем знала, — ее восхищали его амбициозность и тяга к переменам. Сейчас же она еще более прониклась к нему симпатией — после того, как прочла речь, посвященную бюджету, в которой он отдельно упомянул вдов. Он снова повысил пенсии, и опять задним числом. Будь у нее уверенность, что так и продолжится, то можно было бы и не продавать дом в Куше. Последнюю сумму, пришедшую после перерасчета пенсии, Нора решила положить в банк, добавить к деньгам, вырученным за дом, с которыми Нора не знала, как поступить.

В очередной визит Джима и Маргарет она снова завела речь о Хоги. Джим интереса не выказал.

— Популизм — вот и все, чем он сейчас занимается. Я недавно видел его фото — восседает на коне, точно лорд.

— Да просто умора, — подхватила Маргарет.

— Ничего хорошего от него ждать не приходится, — подытожил Джим.

— Зато он единственный из политиков, кто печется о вдовах, — ответила Нора.

— Джим слышал о его похождениях в Кортауне, — сказала Маргарет.

— Шампанское пил, — пояснил Джим, — заказывал все новые марки, какие только имелись во “Флэш Хэррис”[35], а компанию ему составляли алчные подрядчики, адвокаты и такие же политиканы. И все смотрели ему в рот. Какой-то театр, право слово.

— Не вижу ничего плохого в том, что он развлекается, — сказала Нора.

Она подумала, что Морис наверняка заступился бы за Хоги. В отличие от Джима, он полагал, что старикам за семьдесят негоже занимать руководящие государственные посты, и ратовал за перемены.

Джим барабанил пальцем по подлокотнику кресла и тихо насвистывал. Он не привык слышать от женщин возражения, и она улыбнулась при мысли, что ему, если он продолжит у них бывать, придется научиться терпению.