Наконец терпение Лебедева дошло до последнего предела и готово было лопнуть.

— И что это значит? — раздраженно спросил он.

— О чем вы, Аполлон Григорьевич? — невинно спросил Ванзаров.

— Думаете, со своей психоло-ложно-логикой самые умные? Думаете, старик Лебедев уже совсем из ума выжил?

— Да что вы такое…

— Насквозь вас вижу, жулик! — гаркнул Лебедев так, что редкие пассажиры стали испуганно оглядываться.

— И в мыслях не было…

— Да? А что ж не спрашиваете, как я опозорился, сел в лужу, опростоволосился, дал маху, и что там еще…

— Попал, как кур в ощип…

— Да… Что?!

— Всего лишь эпитет. Не понимаю, что вас так…

— Не понимает! — Лебедев фыркнул не хуже загнанного коня. — Все вы понимаете, друг мой… Жалеете, стесняетесь спросить напрямик. А вот не надо жалеть!

— Как вам будет угодно, — смиренно сказал Ванзаров. — Спрашиваю напрямик.

Лебедев отмахнулся от него, как от злобной весенней мухи.

— Да ладно вам, все же ясно… Насладитесь триумфом.

— Радоваться будем, когда убийцу найдем. Пока поводов для радости не наблюдаю.

— Вот именно… Знаете, что я нашел?

— Предположу, — ответил Ванзаров.

Лебедев упер руку в бок, обретя чрезвычайно грозный вид. Непривычный чиновник наверняка уже пал бы в обморок. Ванзарову же все было нипочем.

— А ну, попробуйте! — суровым шепотом потребовал криминалист.

— Предположу… — Ванзаров сделал вид, что колеблется в выборе ответа, — …что у жертвы на ступне разрыв сухожилия или, похоже, балетная травма, гематома от удара.

— Не угадал! — торжественно заявил Лебедев, испытывая видимое облегчение. — Там не травма, друг мой, там перелом.

— Не может быть.

— Может. Преступно, что я обнаружил это только при повторном осмотре, каюсь, решил, что ноги совсем ни при чем, только ступни проверил, глубже не заглядывал. А тут трогаю кости — что-то не то. Ну я снял кожный покров… А там перелом со смещением!

— Как же Вольцева могла репетировать?

— Видимо, репетиции ее добили. Была трещина, а после нагрузок образовался перелом.

— То есть она должна была сильно хромать?

Лебедев победно хмыкнул.

— Сильно! Не могу представить, чего бедняжка натерпелась.

— У нее не было ни палочки, ни трости, — сказал Ванзаров. — Или она пропала. В этом нет смысла.

— Никакого, — согласился Аполлон Григорьевич. — Если только рассчитывать, что попадется местный эскулап, который не будет докапываться до перелома. Но тут появился я и показал высокий уровень ротозейства.

— В этом нет никакого смысла, — повторил Ванзаров. — Убийство рассчитано, чтобы произвести эффект. Какая разница, что у жертвы сломана нога, если в нее воткнули пучок веток.

— Не знаю, глупость какая-то.

— Это не глупость, Аполлон Григорьевич…

— А что же, по-вашему?

— Совершенно другая цепочка причин и поступков. Выходящая за видимые рамки психологики.

— Я всегда говорил, что фокусы эти ваши — чистое надувательство!

— Нет, причины и поступки все те же, человеческие. Вопрос в том, чтобы найти для них правильную логику…

Лебедев успокоился и обрел привычный роскошно-надменный вид.

— Это ваше дело: искать.

— Да, разумеется, — ответил Ванзаров механически, блуждая по тропинкам логики, которые приводили в темноту. Все, как одна. — Чем поджог устроен?

— Примитивно, — ответил криминалист с такой брезгливой миной, словно ему нанесли личное оскорбление. — Бутыль с керосином и тряпица, привязанная к горлышку. Тряпка поджигается. При ударе о твердую поверхность бутыль разбивается, керосин проливается — и сразу возникает большое возгорание. Метод революционеров-бомбистов. Используют, когда не могут раздобыть динамит для бомбы. Если желаете убедиться, осколки бутыли у меня в саквояже.

— Революционеры-бомбисты… — повторил Ванзаров, словно пробуя слово на вкус. — Аполлон Григорьевич, я вам вопрос задам, только прошу не удивляться.

— Ну, рискните, — последовал ответ.

— Если предположить… — начал Ванзаров и запнулся, — если только предположить, что все это уже было…

— Предполагать нечего. Я, конечно, проверю по картотеке, но ничего похожего и близко не случалось. На моей памяти — точно.

— Охотно верю. Но я не о том…

— О чем же? Не понимаю.

— Нет… Простите. Глупость, устал, мало спал, вот и лезет в голову всякая чушь.

— Вот, наконец-то образумились, — сказал Лебедев, чрезвычайно довольный.

Ванзаров вскочил, словно решил выйти на ходу поезда, тряхнул головой и сел.

— Эк вас пробрало, — сочувственно заметил криминалист. — Может, отдохнем у актрисок? Они всегда мне рады.

— Будет у меня к вам просьба, Аполлон Григорьевич, неофициальная, — сказал Ванзаров, глядя на друга ясными глазами, не затуманенными блужданием в дебрях логики.

— Ну-ну, не стесняйтесь…

— Выясните, кто в столице и какие проводил или проводит медицинские эксперименты. Особенно в области применения новых лекарственных средств.

— Вот задача… — Лебедев впал в некоторую задумчивость, недолгую, надо заметить. — А впрочем, есть у меня знакомый, который в этом деле большой знаток. Когда нужны сведения?

— Чем скорее, тем лучше, — ответил Ванзаров.

За окном ему вдруг почудились те самые глазки. Смотрели они тревожно и выжидающе. Словно что-то хотели от него. Знать бы, что…

Даже неопытный глаз отметил бы, что заседание известного Комитета подготовлено в спешке. На столе было… Впрочем, не стоит ударяться в детали. Что успели, то и было. Состав заседающих оказался узким. Управляющий не пригласил незначительных господ. За круглым столом нашлось место Сыровяткину, Булаковскому и Дубягскому. Хотя главный врач несчастной больницы присутствовал скорее телесно, дух его обитал в чертогах миражей, выражаясь языком бульварных романов.

Началось заседание как полагается. Утерев губы, Антонов обратил свой взгляд к полицмейстеру.

— Константин Семенович, может, поясните, что у нас творится в городе?

Сыровяткин дожевал огурец и тяжко вздохнул.

— Рад бы, Василий Ильич, да не могу.

— То есть как? — спросил Антонов, решительно не готовый к такому ответу. — Мне, Управляющему городом, не положено знать, откуда у нас мертво-живые барышни разгуливают?