— И сколько же здесь живет народу? — при виде колоссальных размеров Монте-Альбана любопытство разобрало даже Ларина. — Может, и миллион наберется?

— Да уж немало, — согласился Федор, — скученность должна быть жуткая. Если нет водопровода и бань, то тут просто рассадник болезней.

Он немного подумал и вспомнил про реку, серебристой змеей появлявшуюся из бесконечных лесов, огибавшую город и снова исчезавшую в лесах.

— Хотя вода есть, — вновь заговорил он, — значит, и водопровод с банями должен быть. Впрочем, кто его знает. Даже у нас на материке пока только в Карфагене, да еще кое-где до этого додумались. Остальные как-то без водопровода обходятся. И бани тоже не жалуют.

— Зря ты об этом заговорил, — огрызнулся Ларин.

— А что? — не понял его Федор, шагая за другом.

— Да я уже не помню, когда мылся. Воняет как от козла, наверное…

Федор втянул носом резкий запах пота, исходивший от взмокшей спины скифского адмирала, и тактично промолчал. Сам он сейчас пах не лучше. Чтобы отвлечься от этих мыслей, Чайка осторожно поднял голову и посмотрел поверх шагавших впереди сапотеков с копьями в сторону горизонта, который здесь был обширным, — от одного края гор до другого. Долина была немаленькая. И вдруг ему показалось, что там, впереди, что-то блеснуло. Потом еще раз. И еще. Сначала с одной стороны, потом с другой. Чайка зажмурил глаза и даже тряхнул головой, чтобы наваждение исчезло. При этом он ударился затылком о сучок и даже вскрикнул от боли. Наваждение прошло. Но спустя мгновение блеск вновь появился очень узкой полоской по всей линии горизонта. «Что это там блестит? — осторожно подумал Федор и ответил сам себе: — Наверное, река». Но он сам, будучи адмиралом, отлично понимал, что никакая река, даже самая широкая, никогда не заполонит собой весь горизонт. Снег на вершинах гор тоже блестел иначе. И тут до командира карфагенян дошло. Этот был океан.

— Ну ни хрена себе! — воскликнул Федор по-русски, сделав неожиданное открытие. — Так мы уже поперек всю Мексику прошли, можно сказать. В самом узком месте, правда, но прошли. Вот это да!

— Ты о чем, командир? — настороженно поинтересовался его друг. — Голову напекло?

По тону Чайка понял, что Леха принял его возгласы за бред сумасшедшего, организм которого давно страдает от недостатка воды. Пили они дорогой, конечно, мало. И эта мысль заставила Федора ненадолго замолчать. «А вдруг и, правда, галлюцинации?» — подумал он, осторожно закрывая и открывая глаза на ходу, чтобы проверить свои наблюдения, от чего споткнулся и едва не свалил весь «обоз». Но, выровняв движение, Чайка вновь заметил полоску воды, блестевшую вдоль всего горизонта. Это было далеко, километров сто, не меньше. Особенно если учесть, что рельеф долины медленно, но верно, понижался от этого края к другому. Город Монте-Альбан стоял на самой высокой, хотя и явно рукотворной, точке.

— Мы, брат Леха, почти до океана дошли, — выпалил Федор, не выдержав.

— Какого океана? — все так же настороженно уточнил Ларин, даже замедляя шаг. — Перегрелся ты, друг Федя. Океан у нас за спиной остался. Я бы и сам рад на его берегу оказаться сейчас, да только далековато это отсюда.

— До того океана, по которому мы приплыли, да, — обескуражил его повеселевший Федор, — а это уже другой. Тихий океан. Если его так назовут, конечно. Так что мы с тобой прошагали весь перешеек от края до края. Ну почти. Осталось километров сто, не больше.

Леха молчал, видимо решив, что его друг окончательно спятил от измывательств сапотеков, немного не дотянув до города.

— Да ты на горизонт посмотри, пока ниже не спустились, — предложил ему Федор, — только внимательнее смотри. Если ничего не увидишь, считай, что я умом тронулся.

На этот раз Ларин молчал долго, делая осторожные шаги и напряженно вглядываясь вдаль. И вдруг хрипло заорал, остановившись как вкопанный.

— Океан!

Не ожидавшие такой остановки финикийцы продолжали движение. Уставшие ноги Ларина подкосились и вскоре уже все валялись в дорожной пыли, а вокруг прыгали сапотеки, размахивая своими красными щитами.

— Вот так вот, брат! — отчего-то радостно повторял Федор, спустя пару минут поднявшись и отплевываясь от пыли. — Вот так вот!

— Океан, — продолжал бормотать Ларин, вновь зашагав вперед и вниз, — океан!

Потрясенные открытием, они даже не обратили внимания на несколько увесистых пинков конвойных. Остальные финикийцы, услышав вопли Ларина, тоже стали вглядываться вдаль и вскоре позади себя Чайка услышал, как перешептывались Цорбал и Пирг, повторяя на все лады как молитву одно-единственное слово: «Океан». Посланцы далекого Карфагена повторяли это слово с такой надеждой, словно океан уже сам по себе означал спасение из плена, а не просто бескрайние просторы воды, которые еще нужно как-то преодолеть.

— Океан, — вновь вспомнил ненадолго затихший Ларин, — вот бы туда добраться. А, командир?

— Хорошо бы, — не стал спорить Федор, и сам еще не вполне переваривший новость. И добавил, чтобы немного отрезвить друга. — Только нашего корабля там нет.

Ларин не ответил, лишь мотнул головой, давая понять, что отсутствие корабля это такая мелочь по сравнению с чувством, которое возникает, когда стоишь на берегу перед бескрайним океаном. Стоишь свободным. Поймав себя на этой мысли, Федор нервно подергал связанными над бревном руками, ощутив впившееся в запястья веревки. Это быстро вернуло его в реальность. Океан океаном, но до него или до любой другой точки еще предстояло добраться. А прежде нужно было вновь обрести свободу. Высокие стены города сапотеков навевали совершенно другие ассоциации. Свободных здесь было немного, так, во всяком случае, показалось пленному командиру карфагенян. Обилие пирамид скорее наводило на мысли о массовых жертвоприношениях, наверняка практиковавшихся здесь, как и у ольмеков, от которых они сбежали.

«Поменяли шило на мыло, — отругал себя Федор за то, что сдался в плен, а не погиб в бою, — может, и прав был Ларин, надо было убить того сапотека с орлиным носом и дело с концом. Погибли бы как герои. А теперь неизвестно еще чем это все закончится».

Хотя в глубине души Чайка не терял надежды сбежать отсюда. Более того, увидев этот «запретный город», дикое желание обрести свободу вновь овладело им. Он распрямил согнутые под тяжестью бревна плечи и бесстрашно посмотрел на близкий уже город.

Однако Федор признался себе еще и в том, что кроме жажды свободы его терзало сейчас какое-то странное самоубийственное любопытство, — Чайке очень хотелось узнать, зачем же их притащили в такую даль и какую судьбу уготовили для них местные вожди. Кроме того, он не мог отделать от мысли, что был первым европейцем, точнее финикийцем, который оказался на этом далеком континенте. И к тому же еще военачальником армии, а потому должен был разведать все, что могло пригодиться при новом вторжении в эти богатые земли. Несмотря на свое положение измученного пленника, Федор почему-то не сомневался в том, что ему суждено вернуться сюда еще раз с огромным флотом, а не погибнуть на алтаре сапотекских жрецов.