Должен сказать, что весь сегодняшний день почти ничем не отличался от вчерашнего — та же река несла нас, тот же густой лес плыл нам навстречу. Используя протоки, которых здесь множество, мы значительно сокращали свой путь до Алги. Таким образом, к вечеру мы уже были в пяти километрах от нее. Когда выглянула из-за сопок луна и ярко осветила лес, Иван Федорович сказал:

— Поплывем, пожалуй, дальше, светло как днем.

Как зачарованный, следил я за берегами, щедро залитыми лунным сиянием. Через край была им переполнена и река. Казалось, она никогда не погаснет.

Сказочный, светлый мир!..

2

Вот наконец и долгожданная Алга!

Тихая хрустальная речка. Она совершенно неподвижна под лучами встающего солнца. Если долго следить за ней, то кажется, что она течет туда, куда дует ветер. В отличие от других таежных рек — стремительных, шумных — Алга выглядит легкой и воздушной. Оморочка бесшумно скользит по ней, и Иван Федорович лишь слегка, едва касаясь воды, подгребает веслом.

Сейчас на Алге никого нет. Темные тучки гнуса кружатся над водой, а когда наступит вечер и улетят насекомые, Алга начнет жить бурной жизнью. Табунами придут сюда кормиться и пить светлую, чистую воду изюбры. В Алге в изобилии растет и водяной лютик, и кувшинка, и стрелолист, и много других цветов и трав, любимых оленями.

Как только мы сошли на берег, Иван Федорович принялся изучать многочисленные следы оленей, побывавших здесь в прошлую ночь.

— Вот погляди, следы самок, — сказал он. — Следы у них узкие и чуть заостренные. А вот здесь ходили рогачи — у этих след пошире да потупее... — Он задумался, что-то соображая: — Самок здесь было много, а рогачей всего несколько... Понятно, да?

— Стараюсь понять, — сказал я. На самом же деле, при всем моем желании, мне очень трудно было отличить след самца от следа самки на траве, которая уже почти выпрямилась.

Иван Федорович ушел в заросли и вскоре вернулся с огромными рогами оленя.

— Этой весной изюбр сбросил, — сказал он, с любопытством разглядывая чудесные ветвистые рога. — Только на Алге такие попадаются. Возьми их себе...

Рога действительно были красивые, почти семьдесят сантиметров высотой, с девятью отвилками-ростинами на каждом стволе. Как, наверно, берег их изюбр в начале прошлого лета, когда молодые рога только наливались кровью и затягивались нежной, шелковистой кожицей! Удивительно, как он сумел сберечь их, не попался на выстрел охотнику-пантовару. Мысль о том, что этого красавца, у которого через месяц-другой вырастут точно такие же огромные ветвистые рога, может быть, не сегодня-завтра застрелят, волновала меня.

— Только бы он не попался нам! — подумал я вслух, и Иван Федорович, глянув на меня, заулыбался. Мне показалось, что он заметил мою слабость, в душе смеялся над ней, и мне стало очень неловко перед бывалым таежником.

— Ну что ж, надо готовить засаду, — сказал он с обычным спокойствием.

Мы сели в оморочку и поплыли по Алге в поисках укромного местечка для ночной засады. Тишина кругом была поразительная. Лес по берегам реки стоял дремучий, как бы застывший, ни одна веточка не колыхалась. Просто диву даешься, как такая тихая речка, как Алга, могла пробиться через высокие сопки, сквозь гущину тайги.

Мы обогнули широкий каменный выступ, вошли в узенькую протоку, над которой нависли густые тальниковые заросли.

Иван Федорович затормозил оморочку, огляделся вокруг и решительно заявил:

— Пожалуй, лучшего места не найти. Оно немного в стороне от звериных троп, однако Алгу видно отсюда отлично.

Пристав ненадолго к берегу, мы срезали зеленых веток, замаскировали оморочку так, что она стала похожа на зеленый куст, и когда опять сели в нее, зелень нас хорошо скрывала. Нечебуренко вонзил в дно реки шест и, держась за него, не давал лодке сдвинуться с места. Так мы должны были стоять на «приколе» до позднего вечера.

Когда стало темнеть еще больше, Иван Федорович сказал:

— Скоро начнут сходиться к Алге изюбри.

Он выдернул шест. Замаскированная зеленью оморочка медленно поплыла по тихой сумрачной реке. Где-то в зарослях раздавался мелодичный, как колокольчик, звонкий голосок козодоя. Тоскующе-печально прокричала сова. В реке плескалась ночная рыба — форель. Весь день дремала она в песчанике и, дождавшись звездного вечера, рыскала в поисках добычи. Каждый плеск форели перемешивал звездные огоньки в Алге.

Совершенно бесшумно, ни разу не покачнувшись, будто темный лебедь, медленно плыла оморочка. Мы прижимались к самым ивовым зарослям, свесившимся над водой, чтобы луна не освещала нас.

— Чуешь? — спросил шепотом Иван Федорович. — Изюбры, говорю, пошли к Алге.

Приминая пышный куст лещины, на берег вышел изюбр. Он был высок, строен и гордо носил на голове молодые рога. Выйдя на песчаную косу, он остановился, шумно втянул воздух, прислушался. Убедившись, что поблизости никого нет, неторопливо, с большой осторожностью побрел к воде. Но едва он ступил ногой в освещенную луной Алгу, как тут же быстро отпрянул, испугавшись собственного отражения. И, наверно, поняв, в чем дело, уже более решительно вошел в реку, но не сразу стал пить, а несколько минут прислушивался, склонив набок голову. Наконец совсем успокоился, припал губами к светлой воде и долго пил.

На песчаную косу вышли еще три изюбра. Глядя на первого, они уже более решительно приблизились к воде. Потом появились еще пять оленей. Среди них был рогач — высокий, статный, с грациозной, гордой осанкой. Он ушел немного дальше и сразу принялся вытаскивать из воды длинные растения. Я решил, что именно его сейчас подстрелит Иван Федорович, но охотник почему-то не торопился с выстрелом. Он чего-то выжидал. По тому, как Нечебуренко поглядывал на светлое небо, я мог догадаться, что ему очень мешает луна. И вскоре я в этом убедился. Когда с горизонта поднялась небольшая темная тучка и поплыла в сторону Алги, Иван Федорович вскинул ружье, приладил на мушку кусочек гнилого фосфоресцирующего корня и медленно стал целиться в изюбра, который стоял немного в стороне от стада.

Грянул выстрел, оморочка дрогнула. Какое-то мгновение изюбр еще не понимал, что произошло. Вдруг он резко вскинул голову и побежал к берегу, расплескивая воду. За ним сразу же подалось все стадо. Страшный шум поднялся на Алге. Изюбры, толкая и сбивая друг друга, кинулись в заросли, а смертельно раненный пантач стал