«Да благословит тебя Ахура-Мазда, великий воин!»

«Я не отвечу тебе так, как ты мне, – ответил Шапур, – да благословит он тебя. Ты голоден?»

«Еда твоя, – ответил нищий, – если разрешишь – буду есть».

«Разрешаю», – ответил Шапур.

Нищий сел и сказал:

«Во имя Ахура-Мазды, все, что случится после еды, будет добром».

Шапур засмеялся и сказал своим приближенным:

«А вы знаете, что я претерпел от этого человека вчера?»

«Высокочтимый, вчерашнюю тайну не стоит разглашать сегодня», – вмешался нищий.

Тогда Шапур сказал:

«Слушай, нищий, выбирай одно из двух – или останешься при мне, и я сделаю тебя своим советником. Мне нужны люди, которые умеют говорить правду. Или я отправлю тебя к правителю и сообщу ему то, что ты говорил о нем».

«Ты назвал две возможности, но есть и третья, – ответил нищий – отпусти меня, чтобы я в полном здравии добрался до другого города, и чтоб ни ты меня больше не видел, ни я тебя».

Шапур засмеялся, велел выдать ему тысячу монет и отпустил его.

Йонард слушал внимательно, стараясь, насколько возможно, скрыть недоверие. На своем веку он повидал всякого: видел он и добрых правителей, и щедрых, и милостивых, а вот справедливые ему что-то не попадались.

– Пойдем, – мягко сказал китаец. – Время никогда не спешит, а попробуй его догони…

По выходе из оазиса Йонард, взбодренный купанием, поначалу спокойно трусил рядом с китайцем, ни на что не обращая внимания, но через некоторое время стал водить влажным носом из стороны в сторону, явно пытаясь обнаружить источник какого-то неприятного запаха. Долго гадать не пришлось. Как сказал бы мудрец Дзигоро, у которого на каждый случай жизни была мудрая пословица – есть запахи приятные, есть противные, а есть такой, что ни с чем не спутаешь. Запах, настороживший Йонарда еще на входе в оазис, был сладковатым запахом тления, и вскоре они увидели его источник.

Первым, что бросилось путникам в глаза, были две зарубленные лошади гнедой масти со снятыми седлами и сбруей. Рядом лежал, видимо, не слишком удачливый хозяин лошадей – человек с кровавой маской вместо лица. Трупы густо облепили полчища жирных мух, их мерное гудение напомнило Йонарду мясные ряды Хорасанского базара. Чуть поодаль лежал еще один покойник, такой же счастливец… Лицо у него, правда, было в полном порядке, но мух над ним кружило не меньше – он лежал на боку, подтянув к животу колени. Похоже, в последнюю минуту он, потеряв голову от боли и страха, пытался запихнуть обратно собственные внутренности, вывалившиеся из вспоротого живота. Заметив, что Дзигоро прошел чуть дальше, Йонард последовал за ним. Низина, скрытая от глаз путников песчаными барханами, являла собой жуткое зрелище. Лошадиных трупов больше не обнаружилось, зато человеческих… Йонард, на что привычный к подобным зрелищам, и то не сразу решился последовать за маленьким невозмутимым китайцем.

Каравану не повезло… Мужчины, женщины, дети со следами от торопливо сорванных драгоценностей… Они были свалены в кучу и над побоищем висели тучи мух. У всех были вспороты животы.

– Желчь брали, – проговорил Дзигоро голосом, сдавленным от тихой ярости. Его приветливое лицо застыло каменной маской.

Йонард понял, что он имел в виду. У разбойников существовало поверье, что конь обретет небывалую резвость, если смазать его губы свежей человеческой желчью. Этим, видимо, пришлось уходить от погони.

Неподалеку Йонард углядел торопливо сброшенные на землю седельные сумки и направился туда, решив, что неплохо бы их обследовать на предмет еды. В сумках оказалось сушеное мясо и хлеб, запеченный с фруктами. Видно, с голода разбойники не умирали. Йонард хотел уже позвать спутника, когда наткнулся на крупное тело мужчины в обрывках дорогого халата. На месте головы и плеч темнел ровный срез, уже облюбованный мухами.

«Надо же! – невольно восхитился Йонард. – С одного удара! Хотел бы я встретиться с человеком, который так наказывает своих врагов…»

Внезапно ему показалось… Ощущение было совсем детское, полузабытое, словно его поймали на чем-то не совсем хорошем. С тех пор как минула пора детства, Йонард успел повидать многое, и свою врожденную совестливость, если только она у него когда-нибудь была, он давно растерял, но отчего-то варвар почувствовал себя неловко, когда увидел прямо над собой проницательные глаза Дзигоро которые, казалось, видели все его недавние мысли.

Китаец смотрел на него с явным неодобрением, ошибиться в этом было невозможно. Положив легкую руку на широкий лоб собаки, Дзигоро проговорил:

– Будь же ты, наконец, осмотрительнее. Я ведь тебе уже говорил – не желай опрометчиво – твое желание может исполниться.

Тут Йонард заметил, что спутник его вертит в руках срезанный кусок дорогого халата с узорной вышивкой. Он осматривал находку с непонятным вниманием и даже понюхал. Понюхал и Йонард, и для этого ему не пришлось подносить его к самому носу. Запах был отчетливо уловим и так, пахло чем-то знакомым и неприятным, пожалуй, даже опасным. Но что это – Йонард вспомнить не смог.

Наконец он бросил ломать голову и сел, а потом лег, наблюдая, как Дзигоро внимательно осматривается, разглядывает истоптанную полузасыпанными следами землю, садится на корточки и осторожно вынимает клочок конской шерсти, застрявший в спутанных узлах седельных сумок.

– Вот, дорогой мой, – проговорил Дзигоро, подходя, – за что я и не люблю Иран. Неумеренность – один из самых страшных пороков… Мудрец обогревается головней, а глупец ей же сжигает свой дом. А ведь он был неплохим человеком. Сильным, отважным даже, по-своему честным…

…Был во времена не слишком давние такой случай. В Куте, недалеко от базара, находился постоялый двор, где постоянно останавливались самые богатые купцы, и поэтому он был огорожен высоким забором, за который невозможно было проникнуть ворам.

Услышав о подобном, Йонард иронически хмыкнул. Уловив его недоверие, Дзигоро согласно кивнул.

– Ты прав, замки, они в основном от честных людей. От ловкого вора никакой замок не спасет. А на этом постоялом дворе был вырыт колодец, сразу же за забором была городская баня. Один ловкий вор прорыл подземный ход от банного очага прямо в тот колодец и в полночь, когда постоялый двор закрыли и на дверь навесили увесистый замок, он забрался в подземелье, выбрался из колодца наверх, и все, что было самого ценного на постоялом дворе, унес тем же путем.

Ранним утром купцы подняли шум и потребовали найти вора. На постоялом дворе собралась городская стража и судья. Стали размышлять, как исчезли деньги и вещи, когда двери были на замке. Наконец решили, что это дело рук сторожа. А сторожем был уже старый человек. Привели его к судье, но тот не поверил в его невиновность, сколько тот не клялся Ахура-Маздой. Тогда решили сторожа подвергнуть пытке – подвесить за большие пальцы рук. Вор стоял тут же и все слышал. Ему стало жаль ни в чем неповинного старика. Он вышел вперед и сказал: