налоги, я только проголосовал, когда умные и знающие советники вынесли вопрос на обсуждение (такое ощущение, что кардинал прибыл к королю прямиком с заседания нашего современного кабмина или Госдумы; там тоже голосуют «просто так», не разбираясь в вопросах и не вникая ни во что, а зачастую даже и подремывая или вообще отсутствуя). Кто меня ругает? Те, кто не в курсе, как все было на самом деле. Это же беда всех, кто находится во власти: если они хоть что-то делают, всегда находятся недовольные, которым кажется, что можно было сделать лучше. Люди ничего не понимают в государственных решениях, ни в чем не разбираются, но поругать власть – это они в первых рядах! Конечно, проще ничего не делать, тогда и критиковать не будут. Но если мы будем стоять на месте и ничего не предпринимать, опасаясь критики, то зачем вообще мы нужны? Можно просто каменные статуи поставить, эффект будет таким же.

Однако король не ведется на эти аргументы. Шекспир в данной ситуации показывает нам Генриха разумным правителем, мудрым и справедливым.

– Если решение правильное и тщательно продуманное, то оно всегда вызовет одобрение в народе, – строго заявляет он. – А вот беспрецедентные решения, не основанные на уже существующих законах, – это действительно опасно. Такой высокий налог когда-нибудь раньше вводился? Уверен, что нет. Мы не имеем права отрывать наших подданных от наших же законов, если в какой-то момент нам так захочется. Люди должны понимать, что есть закон, за рамки которого никто никогда не выйдет, только так можно обеспечить стабильность в стране. Шестая часть имущества! От таких цифр просто в дрожь бросает! Значит, так: разослать по всем графствам письма, разъяснить обстановку, объявить амнистию всем, кто не хотел платить этот налог. Вулси, поручаю вам этим заняться.

Что-то эта сцена мне напоминает… Уж не то ли, что нам регулярно показывают по ТВ? Как все похоже!

Вулси тихонько шепчет своему секретарю:

– Составьте короткие письма о том, что милостивый монарх всех прощает. Общины меня не любят, поэтому распространите слух о том, что именно я ходил к королю и добился отмены налога и амнистии для неплательщиков. Потом дам вам дальнейшие указания.

Секретарь уходит. Входит управитель Бекингема.

Королева обращается к мужу:

– Мне жаль, что с Бекингемом так вышло. Он вас прогневал.

– Да, – вздыхает Генрих, – многим жаль. Он образованный человек, прекрасный оратор, щедро одарен природой, мог бы быть замечательным наставником для других. И вот поди ж ты: такие качества герцог использовал в неблаговидном деле. Не уходите, посидите с нами, сейчас доверенное лицо герцога будет давать показания, чтобы все могли услышать подробности изменнической деятельности Бекингема. Слушать неприятно, конечно, но нужно.

Вулси обращается к управителю:

– Иди сюда и смело рассказывай все, что узнал о Бекингеме.

Король тоже требует рассказ.

Ну, управитель и запел:

– Герцог каждый день повторял, что если король умрет бездетным, то на трон сядет он сам. И лорд Эбергенни тоже это слышал. Еще герцог клялся отомстить кардиналу.

«Бездетность» в данном случае подразумевает отсутствие сына, которому можно передать корону. Дочь-то у Генриха и Екатерины уже есть, принцесса Мария, только она не в счет: женщин на английском престоле пока еще не сиживало. Попытка была, да, с Матильдой, дочерью Генриха Первого, но закончилась эта попытка не коронацией, а долгой гражданской войной. Доселе все королевы Англии были супругами или матерями королей, но не правящими монархами.

Вулси, натурально, не смолчал:

– Заметьте, государь, насколько опасен Бекингем: он так хочет сесть на трон, что готов вредить и вашему величеству, и всем вашим друзьям.

– Прошу, достойный кардинал, в речах быть милосердным, – произносит Екатерина.

Ни протеста, ни согласия. Упрекнуть королеву не в чем, если кто вдруг потом захочет. Однако отношение выражено: «Я не оцениваю суть, но мне не нравится ваш тон». Вот что значит выучка у Норфолка!

– Говори! – требует король. – Как он обосновал свое право на престол? Бекингем что-нибудь говорил на этот счет?

– Его подбил на это Никлас Хопкинс, прорицатель-шарлатан.

– И кто он такой?

– Монах-картезианец. И еще духовник герцога, он тоже Бекингему все уши прожужжал про трон.

Стало быть, основания претендовать на корону у Бекингема все-таки есть. Какие же? О, весьма слабенькие: он прямой потомок Плантагенетов, только уж больно далекий. Король Эдуард Третий Плантагенет приходится Бекингему прапрапрапрадедушкой (кому лень считать – четыре «пра»), это родство по линии пятого, самого младшего сына Эдуарда Третьего, того самого Томаса Вудстока, которого втихую удавили в крепости Кале по указанию Генриха Четвертого. Кроме того, бабушкой, матерью отца Бекингема, была дама-потомок Джона Гонта, третьего сына Эдуарда Третьего. Правда, это родство не по линии Ланкастеров, а по линии Бофоров, то есть внебрачных детей Гонта, но все равно кровь-то королевская. Так что Бекингем хоть и весьма относительный Плантагенет, но других-то все равно не осталось, папаня нынешнего короля об этом позаботился, когда казнил Эдуарда Уорика. И если к моменту кончины Генриха Восьмого наследника мужского пола не появится, то герцог Бекингем – следующий.

Генриху это все не нравится.

– Откуда ты знаешь? – подозрительно спрашивает он.

Из управляющего информация льется, как из дырявого корыта:

– Перед тем как вам ехать во Францию, герцог вдруг у меня спрашивает, дескать, что лондонцы говорят про эту поездку? Ну, я ему все обсказал, как есть: народ считает, что французы вас обманут и вам грозит опасность. Тогда герцог говорит: «Пожалуй, монах-то прав, тут есть чего бояться». А этот монах много раз приходил и все просил меня, чтобы я устроил ему встречу с капелланом герцога, мол, у него важное дело. Ну и однажды он мне все-таки сказал по большому секрету, что это за дело. «Передайте, – говорит, – герцогу, что ни королю, ни его потомкам не будет счастья. Если герцог сумеет завоевать любовь народа, то станет королем Англии».

Екатерина мягко, но уверенно ставит рассказ управляющего под сомнение:

– Насколько мне известно, вы были управляющим у герцога, и он вас уволил из-за того, что на вас поступило слишком много жалоб от крестьян. Так что я вам от всего сердца советую: если вы из мести пытаетесь оклеветать Бекингема – лучше остановитесь.

– Нет, пусть продолжает, – настаивает Генрих. – Говори.

– Да чтоб я пропал, если вру! – божится управляющий. – Я так герцогу и сказал тогда, мол, монах несет чушь, ему дьявол нашептывает, не верьте, и что опасно далеко заходить в таких мечтах: стоит только поверить в них – и наделаешь непоправимых глупостей. А он мне отвечает: «Ерунда! Мне тут бояться нечего!» И потом так намеками, намеками