Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сцена начинается со встречи Норфолка и Бекингема и их разговора о недавней поездке короля во Францию.
– Давно не виделись! – приветствует Бекингем Норфолка. – Как поживаете?
– Благодарю вас, хорошо. Но что я видел во Франции! До сих пор в себя не могу прийти от восхищения.
– Жаль, я не смог поехать, – вздыхает Бекингем. – Лихорадка меня замучила, когда два короля встречались.
– А я был, видел, как они обнимались. Если бы они и вправду объединились, то стали бы страшной силой в Европе.
– Черт, а я в постели провалялся в такой важный момент!
Тут герцог Норфолк, он же Томас Говард, начинает в красках живописать картину, известную в истории под названием «Поле золотой парчи». Речь идет о встрече Генриха Восьмого и французского короля Франциска Первого. Встреча состоялась в июне 1520 года и вошла в историю благодаря невиданной пышности и роскоши. Разговор о встрече дает нам основания считать, что действие пьесы начинается именно в 1520 году, хотя дальнейшие события в такую датировку не очень-то укладываются. Ну ладно, разберемся по ходу.
А Норфолк прямо захлебывается от восторга, описывая наряды, маскарады и турниры.
Все легендарное вдруг стало былью —
Настолько, что поверить мы могли
И в Бевиса.
Что означает «поверить в Бевиса»? Был такой средневековый роман, назывался «Бевис Хэмтонский» (Bevis of Hampton), и в нем описывались уж такие невероятные битвы и такие невозможные ранения, такие чудеса и волшебники, что текст воспринимался не более серьезно, чем обычная сказка.
Соответственно, Бекингем и не верит в восторженные россказни Норфолка.
– Ну, это вы хватили, – скептически замечает он.
Норфолк чуть ли не обижается:
– Я дворянин, лгать не умею! На самом деле все было даже роскошнее, потому что слова не могут передать этого великолепия!
– И кто же все это организовал? – ревниво интересуется Бекингем.
– Прикиньте: тот, от кого меньше всего можно было ожидать, – делится Норфолк. – Кардинал Йоркский.
– Черт бы его побрал! – взрывается негодованием Бекингем. – В каждой бочке затычка этот кардинал! И чего он всюду лезет? Если бы мог, он бы в свою жирную тушу даже солнечный свет утолкал, чтобы нам ничего не досталось.
Ох, сколько ненависти! И кто же такой этот кардинал Йоркский? О, это фигура, скажу я вам! Гражданское имя его – Томас Вулси (Уолси). Мало того что кардинал (то есть ставленник Папы Римского, назначенный следить за соблюдением католического порядка в Англии), так еще и лорд-канцлер, самый могущественный человек в Англии после короля. Особую неприязнь у дворян вызывало не только могущество Вулси, но и его происхождение: сын мясника, вы только подумайте! И это ничтожество ими управляет и вынуждает жить в страхе! Н-да, король Генрих Восьмой, судя по всему, снобом не был и ценил людей не столько за происхождение и родовитость, сколько за их личные качества и умения. Вулси начал свою карьеру очень давно, даже был духовником предыдущего короля в последние два года его жизни. Когда на престол взошел восемнадцатилетний Генрих Восьмой, Вулси довольно ловко позволил парню без ограничений удовлетворять свои молодецкие желания, развлекаться, охотиться и танцевать, а сам потихоньку прибрал к рукам все государственное управление и чудовищно разбогател. Именно на происхождение «из мясников» и невероятную алчность и намекает Бекингем, когда говорит:
Наверно, может эта глыба жира
Впитать в свои объемистые недра
Лучи всеозаряющего солнца,
Не дав им до земли дойти.
Норфолк вроде бы и поддакивает, соглашаясь с оценкой Бекингема, но как-то… не в ту сторону, что ли. Судите сами:
– Конечно, он словно создан для подобных дел. Он не опирается на предков, семья ему не помогает продвинуться при дворе. Связей со знатными дворянами у него нет, никто его не поддерживает. Его карьера – личные заслуги, ему природа подарила такие способности, и в результате он ближе всех к трону.
Занятная реплика, не находите? Сначала идет слово «конечно», на первый взгляд, выражающее согласие с позицией собеседника, а дальше все получается в защиту Вулси. Никто ему не помогал, всего сам добился, и его нынешнее положение главного советника короля – исключительно личная заслуга.
Тут к разговору присоединяется третий персонаж, который присутствовал на сцене с самого начала, но пока молчал. Это лорд Эбергенни, который женат на дочери Бекингема и приходится ему зятем. Лорд Эбергенни – тоже титул, родовое же имя этого человека – Джордж Невилл. Сесилию-то Невилл, герцогиню Йоркскую, мать королей Эдуарда Четвертого и Ричарда Третьего, еще не забыли? Вот лорд Эбергенни из той же семейки. Вообще-то его имя – Абергавенни (Abergavenny), но Шекспир его зачем-то подсократил и слегка облагозвучил.
Эбергенни вовсю подпевает дорогому тестюшке:
– Уж не знаю, какие там у него способности от природы, это пусть специалисты решают, «но вижу я отлично, что надменность в нем так и прет на свет из каждой щели». Откуда только он набрался этих замашек?
– Какого черта он посмел составить список выезжающих на встречу во Францию, не согласовав ни с королем, ни с советом? – продолжает бушевать Бекингем. – Он ни с кем не считается!
– У меня, по меньшей мере, трое родственников обнищали из-за этого Вулси, – жалуется Эбергенни.
– Да он вообще всех приличных людей разорил, обложил страшными поборами, чтобы оплатить эту поездку со всеми развлечениями! – негодует Бекингем.
А вот Норфолк высказывается куда более сдержанно и взвешенно:
– Жаль, что такие большие затраты не окупились и отношения с Францией все еще остаются непрочными.
Оказывается, Франция расторгла военный союз и конфисковала в Бордо товары английских купцов, и из-за этого послу было отказано в приеме. Только из реплик персонажей непонятно, о каком после идет речь. Французского посла не принял король Генрих или английского посла не принял король Франции?
– Дороговато приходится платить за мир, – ворчит Эбергенни.
– А за это скажите спасибо нашему кардиналу, – язвит Бекингем.
Норфолк, он же Томас Говард, уже очень немолод (он родился в 1443 году, и в 1520 году ему исполнилось 77 лет). Опытный военачальник и политик, повидавший всякого и посидевший в тюрьме, он явно не одобряет злословия в адрес могущественного кардинала Вулси и предостерегает своих более молодых собеседников (Бекингему в то время – 42 года, его зятю Эбергенни – 51; вообще-то тоже уже не пацаны):
– Ребята, вся Англия знает о ваших разногласиях с кардиналом. Я вам желаю только добра,