— Снова игра? — горько усмехнулась Морганит. — Нельзя играть чувствами. Такое правило, где надо разбивать сердце и разрушать веру, презираю. Ненавижу твою игру, Ральф.

— Мы не будем больше играть, — уверенно отчеканил он. — Я знаю, что та боль, что я причинил тебе, требует времени. Рану, которую я нанес, не заживет. Оставит шрам. Повторю снова — позволь мне еще раз показать тебе, каково это принадлежать Ральфу Вуду.

— В качестве твоей собственности? Конечно, я же вещь, — намного лучше слышать появляющиеся нотки ярости в звонком голосе, чем сталкиваться с абсолютным безразличием. Обреченностью. Смирением. — Долг жены подчиняться мужу. Хотел этого?

— К черту твой долг! Даже если я дам тебе развод — не отпущу, — поклялся Ральф. — Если ты уйдешь от меня сама, то я стану твоей тенью. Тебе отвратительно положение моей жены? Освобожу. Хочешь жить без меня? Согласен. Но ты и тетя Беатрис полетите со мной в Филадельфию. Будете жить в моем доме. Я переберусь в другую квартиру. Скажи мне, что именно ты ждешь — официально расторгнуть наши отношения или жить раздельно?

— Почему ты готов пойти на это? — по сути, его жена задала конкретный вопрос, тем не менее он отразился невидимым ударом по оголенным нервам. Разве не понимала, почему его поведение изменилось? Почему готов следовать по воле ее желаний, лишь бы оставить рядом? Боялся потерять. Ее поддержка. Ее присутствие в его жизни. Ее шепот по ночам. Он не представлял, как пройдут дни без смущенной улыбки, скрывающей порок. Уже есть опыт тусклого самобичевания, где единственной отрадой являлись воспоминания. Одной памяти мало. Катастрофически не хватает и сейчас, сидя вблизи, вкуса ее губ. Поцеловать, заглушая протесты и смывая следы произошедших событий. Не будет умолять. Каждый любит по — своему. Да, он способен на многое ради него. Важнее ее выбор. Снова. Запоздалое осознание, что бабочку невозможно удерживать силой. Ее легко поломать. Уничтожить.

— Потому что я люблю тебя, черт возьми, — выдохнул Ральф, скрипнув зубами. — Слышишь меня? Никакой лжи. Никаких тайн. Я мог бы еще час назад посадить твоего отца за решетку или отдать на растерзание тем, кто ждет, как и я, расплаты. Не поступил так. Я догадывался, что ты попросишь о возможности поговорить с ним. Не смог бы лишить тебя подобной возможности. Если он останется на свободе — его убьют, а сбежать ему и жить так, будто ничего не случилось, не дам я. Тюрьма — лучшее место для него.

Морганит засмеялась. Озадаченный ее реакцией наблюдал, как плечи девушки сотрясаются от хохота. Тяжело втянул в ноздри воздух, словно что — то вязкое, часто задышав. Ладони вспотели. Сердце неровно отбивало ритм, то замедляя ход, то учащенно колотясь. Насмехалась над ним. Сложно найти оправдание, учитывая, что во всем его плане жертвой была только она. Изначальной слабостью. Средством.

— Прости меня, — осевшим голосом произнес Ральф. Заслужил ее насмешек. Достоин того, чтобы его чувства растоптали. У нее есть право причинять ему боль. В области грудной клетки неприятно кольнуло. Раньше там была пустота, но теперь выжжено ее имя. Необычное и уникальное. Сердце, которым умел помыкать и оставлять взаперти, взяло вверх. Пересилило в противовесе с прошлым. Сильнее его, ведь она смогла так легко признать всепоглощающую ненависть к нему. Открыться. Он же не мог ее возненавидеть.

— С этого надо было начинать, — вдруг перестала смеяться Морганит. Слегка повернулся, замечая на щеках влажные дорожки слез. — Ты столько наговорил, приказывал, решал, но ни разу не извинился. Я уже и не ждала.

— Серьезно, бабочка? — ошеломленно переспросил Ральф. Из всего, что он ей поведал, до нее дошло последнее. Даже признание в любви оставила без внимания. — Подожди, то есть ты готова забыть и начать сначала ради одного извинения?

— Просят прощение, когда признают вину, — поправила жена, внезапно накрыв холодными пальцами лежащую на рычаге управления его ладонь. Вздрогнул. Отбросила показной холод. — Никогда не слышала от тебя этих слов. Самоуверенный. Ты предупреждал меня, что разобьешь мое сердце. Простить будет нелегко, но ты и это сказал. С тобой трудно.

— Значит, второй шанс — мой, — под довольным тоном скрывалась облегченность. Будто она освободила от сковавших тяжелых цепей. Раздумий. Вины. Обреченности. Неожиданно в поле зрения попал ехавший навстречу грузовой фургон. Резко крутанул руль в противоположное направление, избегая столкновение. Предотвращая аварию. Тихо выругался, ощутив, как Морганит сжала его руку. Инстинктивно, стоило машине слегка подскочить из — за разбросанных под колесами камней. Вдавил в педаль, намереваясь остановиться возле массивного дерева. Сбавить скорость. Не получалось.

— Не может быть, — зарычал от злости Ральф, ударяя со всей силой ногой по тормозам. Смутно вспомнил незнакомую внешность одного из охранников, открывающих перед ними дверцы уже поджидающего белого «мерседеса», словно заведомо осведомлен был о намечающейся поездке нового хозяина. Последняя подстава Джованни Сальери. Не сломленный и уничтоженный, а униженный и полный охоты отомстить.

— Твой папочка преподнес нам подарочек, — ярость, слившаяся со страхом. За нее. За ту, что цеплялась за него, отметая их разногласия, непонимания. — Отказали тормоза.

— Мама, — вдруг закричала Морганит. Громкий вопль. Раненого острой стрелой зверя. Доводящий до заставляющего заледенеть кровь в жилах ужаса. Отвлекся, пропустив поворот и небольшой «седан», мчавшейся на них. Последнее, что запомнил перед толчком, за которым последовал звук разбивающегося стекла, глухой стук упавшего на него тела. Тянущая пронизывающая боль. Последнее, о чем жалел, что не настоял и не пристегнул ремень безопасности жене. Или не вытолкнул ее. На что оставался способен прикрыть собой, принимая основной удар. Накрыл оказавшуюся почти на его коленях девушку. Не боялся смерти. Не оттягивал неизбежное. Однако единственное, что шло наперекор его предыдущим убеждениям, ее жизнь. На волоске. Спасется или уйдет с ним в вечность?..