* * *

Буря неистовствовала еще более суток. И хотя ветер стих, но великая зыбь продолжала вздымать шлюпы ввысь и опускать их в провалы между водяными валами. Но это уже было не так опасно, и напряжение, в котором мореплаватели находились в течение многих часов, спало.

В это время впередсмотрящие доложили, что недалеко на ветре видят две плавающие дощечки. Когда же матросы боцманской команды извлекли их из моря длинными сачками, то они были похожи на обшивку шлюпки. Так как они были довольно новы, не успев обрасти мхом и ракушками, то старший офицер предположил, что на «Мирном», наверное, волнами разбило шлюпку.

— А почему бы не у нас, Иван Иванович? — подозрительно спросил капитан. — Ведь «Мирный» идет за нами, а не мы за ним.

— Потому что у нас и баркас, и все остальные шлюпки в полном порядке, Фаддей Фаддеевич, — доложил Завадовский, радуясь оперативности боцмана и его команды. — А эти самые дощечки могли быть занесены сюда с «Мирного» порывом сильного попутного ветра.

— Маловероятно… — с сомнением сказал капитан, оглянувшись на «Мирный», шедший сзади на довольно значительном расстоянии.

Офицеры переминались с ноги на ногу, отводя глаза в сторону.

— Это в конце концов может быть и результатом кораблекрушения какого-нибудь европейского судна в этих широтах, — нарушив затянувшуюся паузу, предположил Андрей Петрович. — Ведь если бы эти дощечки были занесены сюда издалека морскими течениями, то они бы непременно за столь длительное пребывание в морской воде обросли бы мхом, ракушками и разными морскими слизями, чего, как мы видим, не наблюдается.

Лицо капитана вытянулось.

— Только этого нам и не хватало, — почти шепотом произнес он, быстро прикидывая в голове возможные в связи с этим варианты своих дальнейших действий.

С «Мирного» же на его запрос доложили, что никаких повреждений на его гребных судах не обнаружено. Капитан, заложив руки за спину, мерил шагами мостик, не замечая исчезновения с него старшего офицера. «Что делать? — мучительно думал он. — Начинать поиски потерпевших кораблекрушение? Но это все равно, что искать иголку в стоге сена! Ведь мы не знаем даже предположительного времени произошедшей трагедии, и эти злосчастные дощечки могло отнести течением черт знает куда. Да и нет других материальных доказательств этого. Сигнальщики своими острыми глазами уже и так ощупали все видимое пространство. В то же время, если не сделать этого, то во всем мире поднимется вой, что-де русские моряки бросили на произвол судьбы терпящих бедствие мореплавателей, — и он нервно передернул плечами. — Такова уж участь капитана, для того-то и наделен он чрезвычайными правами и полномочиями…»

Его мысли прервал громкий стук каблуков по ступенькам трапа, ведущего на мостик, и перед ним предстал сияющий старший офицер.

— Все разъяснилось, Фаддей Фаддеевич! — запыхавшись от бега, доложил он. — Доски сии оторваны от нашего шлюпа внизу у подветренного борта! Никаких кораблекрушений, Фаддей Фаддеевич!

Капитану так и захотелось от радости задушить его в своих объятиях. Но нельзя — флотский этикет!

— Чудеса какие-то, господа! — воскликнул он. — Палим из пушек по айсбергу — куски льда отлетают с его противоположной стороны, огромные волны бьют в наветренный борт — доски отлетают с подветренного, — и благодарно пожал руку капитан-лейтенанту.

Все облегченно вздохнули, радуясь за капитана.

— А обломки сии, Иван Иванович, сохраните. Я их лично вручу морскому министру, чтобы тот при случае разобрался с головотяпством мастеров корабельных.

Ночь на 21 февраля была лунная, звезды блистали по всему небосводу, и мореплаватели с неописуемым удовольствием могли любоваться созвездиями Южного полушария, среди которых своей удивительной красотой выделялись созвездия Ориона и Южного креста, несколько месяцев скрываемые туманами, пасмурностью и снежными облаками. Ветер постепенно затихал и отходил к юго-западу. Друзья, как всегда, были вместе на мостике, любуясь звездным небом.

— Все еще надеешься увидеть отблески от полярных льдов? — участливо спросил Фаддей Фаддеевич, обратив внимание на то, что Андрей Петрович время от времени с надеждой оглядывался назад, всматриваясь в южную часть горизонта.

— Двое суток назад еще видел свечение, правда, довольно слабое, — расстроенно вздохнул Андрей Петрович.

— Да, за это время мы уже довольно далеко убежали на север, даже несмотря на бурю, — отметил капитан. — С рассветом поверну на восток и укажу вахтенным офицерам делать записи в шканечном журнале при появлении этого свечения.

— Спасибо, Фаддей, за заботу.

— Не за что, Андрюша.

* * *

И когда рассвело, Беллинсгаузен повернул шлюпы прямо на восток, намереваясь идти этим курсом до тех пор, пока не встретится каких-либо непреодолимых препятствий.

От долговременной и непрерывно сырой и холодной погоды, снега, слякоти, пасмурности и бурь сырость распространилась по всему шлюпу. Чтобы предупредить возможные от таких обстоятельств отрицательные последствия, Беллинсгаузен приказал вывесить на верхней палубе для просушки и проветривания матросское платье, постельные принадлежности, запасные паруса и развести в печках огонь, не жалея дров, для просушки в палубах, где жили нижние чины. Офицерские же каюты просушивали калеными ядрами.

«Не зря, стало быть, Фаддей читал отчеты о плаваниях капитана Кука, — улыбнулся Андрей Петрович. — Тот именно так просушивал каюты во время нахождения его кораблей в высоких южных широтах. Молодец, не боится перенимать чужой опыт, не кичится своими собственными познаниями в морском деле».

И когда поздним вечером, с сожалением отложив в сторону гусиное перо и раздевшись, лег в постель, то был приятно удивлен запахом свежести, исходившим от постельного белья. «Заботливый все-таки у нас капитан», — благодарно подумал он, засыпая.

* * *

В ночь на 29 февраля продолжали идти на восток, неся довольно много парусов как по причине тихого ветра, так и потому, что не встретили ни одного ледяного острова. В полночь оба шлюпа показали сожжением фальшфейеров свои места. «Мирный», к удовольствию Беллинсгаузена, находился на небольшом расстоянии в кильватере.

Во время ночной темноты наконец-то увидели светящуюся поверхность моря, чего в высоких широтах не наблюдали. Стало быть, вода потеплела, так как светящиеся морские животные имеют температурный предел своего распространения.

— Сегодня, господа офицеры, 29 февраля, исполняется ровно сто дней нашего плавания, считая от выхода из Рио-де-Жанейро, — сообщил капитан, — а посему объявляю сей день праздничным.

Офицеров по этому случаю потчевали варенным на молоке шоколадом, припасенным впрок, матросы же с удовольствием ели щи из кислой капусты со свежей свининой, а добрый стакан горячего пунша окончательно поднял их праздничное настроение.