пистолетом на один патрон. Мужчина падает, хватается за воздух, что-то лепечет и умирает.

- Да этот парень хорош! – заводит толпу ведущий.

Однако Валерону всё равно на слова больного ведущего. Его начали обходить – десяток вражеских гладиаторов по правому флангу толпой ринулись на фаворита перестрелки. Парень поднялся и бегом устремился прочь, но ощутил, как боль разносятся по спине, и он падает. Его бронежилет поймал сразу две пули, и ему бы перебило лопатку, раскрошило позвонок, если бы ароматизирующее покрытие, поглотившее энергию пули. Он пытается встать, но перед ним вздымается фонтан песка и свист ударяет по уху, ещё выстрел и ему едва не прострелило голову и кажется, что сейчас его убьют. Но за имперца вступились – мужчина в алом балахоне, подняв пистолет убитого, расстреливая из двух орудий гладиаторов, встал между гладиатором и врагами, подавив опрометчивое наступление шквальным огнём. Ишьяну прострелили руку, и кровь брызнула на песок, заляпав и Данте, но он продолжил отстреливаться даже не утеревшись. Лейтенант-коммандер встал и присоединился к общей перестрелке. Снова его пистолет затрещал яркими лучами и через пару секунд последний гладиатор украсил собой песок арены.

- Что будем делать!? – спросил Ишьян, приложившись с Данте к мешкам с песком. – Ещё минут пять точно!

Всюду и везде над ареной воздухом овладели пули, и практически нет мета, куда не прилетел бы снаряд. Все расселись по укрытиям и ждут удачной возможности. Песок арены стал красным от пролитой крови – множество гладиаторов пали в самом начале стычки, так и не добежав до укрытий, и теперь мёртвые напоминают о пользе сноровки, которой им не досталось. Все смешались в противный ковёр тел – старики, женщины и подростки… от вида остекленевших глаз становится на по себе, живое сердце сжимается.

Рассматривая всё происходящее, Данте становится противно, мерзко. Ведущий истошно вопит, а толпа только и рада смотреть, как люди убивают подобных себе. До италийца дошла суть пользы и предназначения Рейха ещё сильнее… «пусть миром правит тотальная мораль, чем они будут топить в крови себя во имя свободы» - таковы мысли заключительные парня, промелькнувшие средь свиста пуль.

- А это кто там? – спрашивает лейтенант-коммандер, указав на двух девиц и трёх парней, что как заправские снайперы отстреливают противников, забравшись на кучу кирпичей.

- Они нам и не дают высунуться. Эх, попали же мы!

- Если ты меня прикроешь, я устраню их.

- Насчёт «три»…

- Три!

Щелчок по батарейке и всё готово. Ишьян открыл беспорядочный огонь по всем, кто посмел высунуться, а воин Рейха, поднявшись, нацелил пистолет прямо на пятерых гладиаторов. Из дула пистолета вырывался долговременный толстый насыщенный светом луч, который продолжил литься из жерла орудия, аки свет божий. Энергия по очереди, одного за другим, поджарила за конечности, искромсав жаром плоть нескольких стрелков. И девиц, и парней и ещё парочку гладиаторов выжарив до состояния угля. Данте повёл себя благородно, не став их добивать, оставив валяться на песке, пока их не добьют другие разъярённые гладиаторы.

Валерон снова упрятался. Он нажал на кнопку и батарейки и источник энергии, став чёрным куском непонятно чего, упал на песок.

- Невероятно! – восторженно заорал ведущий. – Это невероятно! Вы видели это шоу! Этого парня благословил сам Кумир, не иначе!

Но Данте всё равно на истошный вопль заводилы. Он ранил обычных людей, вышедших на арену за последние деньги, из голода. Он явно не воин милосердия, не иначе, который с холодной флегматичностью решил судьбу несчастных семерых человек, не отступников и еретиков, не тех, кто противится новому порядку, а обычных парней и девушек, даже не знавших, что скоро придёт «царство избавления». Но с другой стороны совесть его гложет минимально, ибо представься у них такая возможность, его бы пристрели тут же, только встань на линию выстрела.

- Оп-а! – дал о себе знать Ишьян. – Что же твориться.

- Что там? – подавленно спросил Данте.

- Да нашу схватили и тащат.

- Что?!

- Да сам посмотри,… совсем обнаглели черти?

- А зачем они её схватили?

- Ты что маленький… сейчас утащат в какую-нибудь траншею, их прикроют, да будут насиловать. Это же, как толпа обрадуется!

- Совсем осатанели тут! – восстал Данте, защёлкнув новую батарейку. – Нет. Тут нельзя срам разводить… не при мне.

Италиец вышел из-за укрытия и сразу увидел, как два парня и одна женщина тащат одну брыкающую и верещащую девушку, пригнувшись, чтобы не быть скошенными пулей случайной. На мушку тут же была взята первая цель, и яркий луч поджарил голову первому мужику, потом лейтенант-коммандер прострелил ногу и через секунду голову распутной женщине, а последний залп пробил плечо тщедушному пареньку. Девушка вырвалась, но далеко не убежала – чей-то обрез озарился залповым огнём, и дробь изодрала ноги в клочья.

- Проклятье! – выругался Данте. – Грязные ублюдки!

Из сотни выжило половина, а остальные обагрили песок своей кровью, но впереди только самое худшее.

- Всё!!! – раздался ор главного заводилы толпы. – Вот и кончилось время пистолетов! Для чистоты следующего раунда, гладиаторы обязаны отдать огнестрельное оружие, иначе… к ним будут применены расстрельные меры! На месте!

На поле тут же вышли десятки человек с корзинами и револьверами на поясах, чтобы убеждать отдать оружие было удобнее, в чёрном тряпье, поднимающие пистолеты с песка и требующие положить своё. Данте тоже бросил в корзину свой энергопистолет и ухватился за рукоять меча, в предвкушении команды и как только последний человек с корзиной мелькнул за пределы арены, её дали:

- А-а-а теперь обнажите клинки, гладиаторы!

Данте и Ишьян объединились в пару. Таковы правила и так легче противостоять группам других гладиаторов. В руке парня сверкнул меч, засиявший голубоватым свечением символов латыни.

- О-о-о, я смотрю, Храмовник полон секретов! – обратил внимание на Данте ведущий.

Ишьян держит длинный меч, но вот владеть им будет трудновато – левая рука прошита выстрелом, не так, чтобы больно, обезболивающее которым себя подбодрил слуга Прихода, помогает, но всё равно довольно неудобно. Спина к спине встали два воина в ожидании нападения.

- Ты готов!? – рыча, спрашивает Ишьян, смотря, как их окружает полдесятка гладиаторов.

- Да!

Два лезвия столкнулись, выдав сноп искр – короткое гладия и длинное палаша, которое держит полноватый мужчина с пустым взглядом и бородкой. Данте, отключая питание меча, делает шаг назад, позволяя палашу рассечь воздух, в один прыжок прижимается к врагу, проткнув того лезвием. Алая