настоятельный вопрос, содержащийся в абстрактной формуле названия[221].

Жан Ипполит, наверное, несколько сбитый с толку этой необычной темой и ее неопределенными очертаниями, однако, утверждает ее, заверяя в то же время Деррида, что тот сможет изменить название, когда продвинется с написанием текста. Ипполит говорит, что рад узнать о почти полном завершении перевода «Начала геометрии». Подтверждая, что он готов опубликовать текст в руководимой им серии «Эпиметей», он просит Деррида написать в издательство PUF, чтобы они предприняли необходимые шаги с голландским издателем «Гуссерлианы». Также Ипполит сообщает, что не сможет внимательно прочитать перевод до каникул, но первые впечатления у него сложились самые положительные. Он советует Деррида, не медля, взяться за комментарий, надеясь, что его воинские обязанности не слишком его обременяют. Вскоре надо будет возвращаться во Францию, и тогда начнется настоящая карьера. «Держите меня в курсе ваших отношений со средним образованием, – пишет в заключение директор Высшей нормальной школы, – и будьте уверены, что я буду думать о вас и вашем будущем»[222].

Хотя Жаки должен провести в Колеа еще несколько месяцев, он спрашивает себя, что будет делать после этой долгой паузы, которой стала для него служба. Раньше шла речь о последних классах в лицее в Ла Флеш, малоизвестном городке в департаменте Сарта, но вскоре его бывший однокурсник Жерар Женетт сообщает ему, что, быть может, найдется пост у него в Ле-Мане, с последним классом лицея и предподготовительными курсами, и эта перспектива кажется ему более привлекательной. Директор лицея желает избавиться от г-на Фьески, преподавателя философии, который, по его мнению, слишком эксцентричен и ленив. Женетт всячески расхваливает директору Деррида. Теперь нужно выйти на министерство, чтобы этот план смог осуществиться[223]. В случае успеха останется только решить, какой вариант лучше – жить в Париже или же устроиться в Ле-Мане. Вопрос сводится к следующему: «Поездки (два раза в неделю туда и обратно) в физическом и особенно в психологическом плане достаточно тяжелы, однако жизнь в Ле-Мане тоже не особенно веселая»[224]. Сам Женетт через несколько месяцев отказался от проживания в Париже.

Несмотря на дружеский тон писем, двое молодых людей в этот период едва знакомы друг с другом. Когда они вместе учились на улице Ульм, Женетт был филологом и в то же время активным коммунистом, что не способствовало их сближению. После ввода советских танков в Бухарест в 1956 году Женетт вышел из партии[225]. Он недавно женился, и его жена Раймонда, которую все зовут Бабетт, говорит, что очень хотела бы познакомиться с человеком, которого ей охарактеризовали как «мягкого и сложного». Но чтобы Деррида мог переехать в Ле-Ман, надо еще убедить директора довольно традиционных взглядов. Женетт с некоторой хитрецой объясняет это так: «Конечно, как философ ты по определению во многом подозрителен, особенно в том, что веришь в философию, за что и повесить могут. Дай ему при случае понять, что веруешь исключительно в результаты, то есть, разумеется, в экзамены… Что касается моральной атмосферы, можно перечитать эпизод, когда Жюльен Сорель[226] ведет занятие, с поправкой на то, какого развития достигли наука и полиция за истекшее столетие»[227].

Жаки и Маргерит смотрят на это назначение скорее положительно. Сразу же получить должность на предподготовительных курсах довольно лестно. Женетты оказываются приятными компаньонами и уже начинают хлопотать об их обустройстве. Главное же – Ле-Ман находится всего лишь в 200 километрах от Парижа: Маргерит, которая рассчитывает возобновить свои занятия этнологией, сможет без особых проблем два или три раза в неделю выезжать в столицу.

Но внезапно появляется вроде бы более манящая возможность. 16 июля, на следующий день после своего двадцать девятого дня рождения, Деррида получает письмо от Луи Альтюссера, а также письмо от Жана Ипполита. Альтюссер рад передать ему «крайне обнадеживающую новость»: после месяца сложных переговоров Ипполит выдвинул кандидатуру Деррида на должность старшего преподавателя общей философии, которая будет создана в Сорбонне. Согласие профессорского собрания было в конечном счете получено. Теперь все зависит от Этьена Сурио, декана философского факультета, а также самого министра. Ипполит, хотя и не скрывает своего оптимизма, советует, пока не пришло подтверждение, не прекращать хлопоты по поводу места в среднем учебном заведении, чтобы быть готовым к любым осложнениям[228]. Но все идет хорошо: меньше чем через неделю Сурио официально предлагает Деррида стать в Сорбонне «руководителем практических занятий для агрегации»: «Хотите ли вы занять эту должность? Если да, будем считать дело решенным»[229]. Деррида спешит принять предложение, как раз накануне отъезда в замок Серизи-ля-Саль. Участие в конференции «Генезис и структура» как нельзя более кстати: оно должно дать ему возможность завязать отношения со средой, которую он в силу обстоятельств на три года почти полностью потерял из виду.

«Диалоги», которые проходят с 25 июля по 3 августа 1959 года, модерировались Морисом де Гандийаком, Люсьеном Гольдманом и Жаном Пиаже. В них принимают участие многие видные деятели тогдашних интеллектуальных дискуссий, в том числе Эрнст Блох и Жан Туссен Дезанти, а также кое-кто из «молодежи», например Жан-Пьер Вернан и Жан-Поль Арон. У Деррида надолго сохранится воспоминание об этой 10-дневной конференции, первой из длинной череды:

Я водил маленький «ситроен», на котором в следующие дни вывозил на прогулку и на нормандские обеды, сдобренные белым вином, таких знаменитостей, как Жан Пиаже, Дезанти, отец Бретон (два последних стали потом большими друзьями), венгерских психоаналитиков Николя Абрахама и Марию Торок, которых я встретил там впервые и которые прокладывали в науке свой собственный путь между психоанализом и феноменологией. Присутствие Эрнста Блоха, с творчеством которого я тогда еще не был знаком, во многих отношениях олицетворяло собой «переход границы», тем более заметный в Европе того времени, что в дискуссиях стараниями Гольдмана то и дело всплывали ссылки на Маркса[230].

Название «Генезис и структура», которое отсылало к книге Жана Ипполита «Генезис и структура „Феноменологии духа“ Гегеля», используется в этом случае в качестве самостоятельного выражения, не требующего никакого дополнения. В обсуждении докладов, которые были междисциплинарными уже в те времена, когда самого термина еще не было, участники конференции от анализа бюрократии переходят к анализу биологии и математики, к мифу о расах у Гесиода, а от лингвистики – к религиозным идеологиям. «Для подобной работы, непосредственной и в то же время энциклопедической, в университете никогда бы не нашлось места».

Для Деррида конференция становится настоящим боевым крещением. Хотя среди участников он один из самых молодых и пока