Есть пока не хотелось, и перед тем как заняться ужином, Хабара собирался почитать начатую книгу, однако сосредоточиться на чтении никак не удавалось. В мыслях возникал образ Шахразады, крадущейся по лестнице на второй этаж или вдыхающей запах одежды одноклассника. Хабара хотел как можно скорее узнать, что было дальше.

В следующий раз Шахразада пришла в «жилище» через три дня – сразу после выходных. Как обычно, разобрала пакет с продуктами, проверила их срок годности и переставила внутри холодильника. Также посмотрела, сколько в запасе банок консервов, сколько осталось приправ, составила список покупок на следующий раз. Поставила охлаждаться новые бутылки «Перье», на стол выложила стопкой книги и DVD, которые принесла с собой.

– Что еще тебе купить? Есть пожелания?

– В общем-то, нет, – ответил Хабара.

Затем они, как и прежде, улеглись в постель и занялись сексом. Старательно ее приласкав, он надел презерватив, проник в нее (по медицинским соображениям она настаивала, чтобы он непременно предохранялся) и после должного времени кончил. Их действия были продиктованы если и не чувством долга, то уж точно не любовью. Она, по сути, постоянно была настороже, готовая осадить его излишнюю страсть. Так водитель-инструктор не ждет от ученика особого рвения при учебной поездке.

Проверив опытным взглядом, что ничего не пролилось, Шахразада начала свой рассказ.

После второго проникновения в дом она дней десять была в прекрасном расположении духа. Значок с футбольным мячом спрятала себе в пенал и на уроках иногда поглаживала пальцем. Слегка грызла зубами карандаш, облизывала графитный стержень. И вспоминала комнату юноши: учебный стол, кровать, на которой он спал, набитый одеждой шкаф, белые спортивные трусы, свой тампон и три волоска, спрятанные в ящике его стола.

Став воровкой-домушницей, она потеряла всякий интерес к учебе. На занятиях либо витала в грезах, либо все свое внимание уделяла карандашу или значку, теребя их в руках. Вернувшись из школы, не могла заставить себя делать домашние задания. Хотя вообще училась она неплохо. Отличницей не была, но занималась прилежно и получала оценки выше среднего[23]. Поэтому, если она не могла на уроке ответить на вопрос, учителя делали недоуменные лица, прежде чем рассердиться. Как-то раз ее даже вызвали в учительскую и спросили: «Да что с тобой стряслось? Может, нужна какая-то помощь?» Но ответить им внятно она не смогла и только промямлила, спотыкаясь на каждом слове: «У меня… сейчас… неважное… состояние». Сказать им: «Дело в том, что я влюбилась в одного парня. И вот с тех пор иногда влезаю к нему в дом. Своровала карандаш и значок. На уроках только и тереблю эти трофеи. И мысли в голове все сплошь о нем», – она, разумеется, не могла. Ей не оставалось ничего другого, только хранить эту глубокую и покрытую мраком тайну в себе.

– И вот я уже не мыслила себя без того, чтобы иногда не забираться в тот дом, – сказала Шахразада. – Думаю, ты понимаешь, насколько это опасно. А вечно ходить по острию ножа я вряд ли смогла бы. Я и сама это прекрасно знала. Рано или поздно меня бы кто-нибудь увидел и сообщил в полицию. Стоило подумать об этом, и на сердце сразу становилось тревожно. Но затормозить, когда летишь под откос, невозможно. Через десять дней после второго «посещения» ноги сами понесли меня к тому дому. Если бы не пошла туда, я бы, пожалуй, свихнулась. Это сейчас я понимаю, что тогда и вправду была немного не в себе.

– А тебе ничего не было за частые пропуски уроков? – поинтересовался Хабара.

– Наша семья – торговцы, в доме все время кипела работа, и родители мало интересовались моими делами. Ведь раньше я не давала им ни малейшего повода для беспокойства, никогда им открыто не перечила. Поэтому они считали, что меня можно оставить в покое. Я запросто подделывала записки в школу, копируя почерк матери: вписывала причину отсутствия, ставила роспись и печать. К тому же я заранее предупредила нашего классного, что у меня не все в порядке со здоровьем и временами приходится ходить в больницу, из-за чего я могу пропускать утренние уроки. Кое-кто у нас в классе прогуливал школу подолгу, добавляя учителям седин, поэтому мои редкие пропуски никого даже не волновали.

Шахразада мельком посмотрела на циферблат электронных часов и продолжила:

– Я опять взяла ключ из-под коврика, отперла дверь и вошла в дом. Там, как всегда, царила мертвая тишина, хотя нет – даже мертвее, чем прежде. Время от времени ее нарушал рокот холодильника, похожий на рык огромного дикого зверя, и я невольно вздрагивала при каждом включении термостата. Один раз зазвонил телефон. От его громких режущих ухо гудков душа у меня ушла в пятки. Все тело враз покрылось холодным потом. Но трубку, понятное дело, никто не снял, и после десяти звонков телефон умолк. И тишина стала еще глубже, чем прежде.

В тот день Шахразада долго лежала на его кровати, глядя в потолок. На этот раз сердце не выскакивало из груди и дыхание оставалось ровным. Ей даже почудилось, будто подле нее лежит он и тихонько спит. Протяни руку – и можно коснуться пальцами его сноровистой руки. Но, конечно же, его рядом нет. Она всего лишь витает в грезах.

Затем ей очень захотелось вдохнуть его запах. Она встала с кровати, выдвинула из шкафа ящик и рассмотрела одну за другой его рубашки. Все они были чисто постираны, высушены на солнце и аккуратно свернуты вроде рулета. Ни пятнышка грязи, ни капли запаха. Как и раньше.

И вдруг ей на ум пришла мысль. «А вдруг получится?» – пронеслось в голове. Она быстро спустилась вниз, сбоку от стиральной машины нашла короб с грязным бельем и открыла крышку. Там в ожидании стирки лежали вещи всей семьи. Вероятно, то, что они носили за день до того. Шахразада нашла среди прочего белья белую мужскую майку – с круглым вырезом, фирмы «BVD» – и вдохнула ее запах. Вне сомнения, от майки исходил аромат молодого парня. Едкий запах тела – Шахразаде случалось вдыхать такой же, приближаясь к мальчишкам из ее класса. Неприятный донельзя. Однако от этого запаха Шахразада сделалась безгранично счастливой. Она уткнулась лицом в рукав, вдохнула запах и будто почувствовала себя в крепких объятиях юноши.

Шахразада взяла эту майку, поднялась и снова улеглась на его кровать. Зарывшись лицом в майку, она ненасытно вдыхала запах его пота. Ее поясницу охватила истома, отвердели соски. «Начинаются месячные? Да нет, не может быть. Еще слишком рано. Наверное, это вожделение», – предположила она. И что с этим делать, как поступить, она не знала. К тому же в таком месте! Что ни говори, она лежит у него в комнате, на его кровати.

Шахразада решила так или иначе умыкнуть эту пропахшую потом майку юноши. Хотя прекрасно понимала всю опасность своего шага: мать юноши наверняка обнаружит пропажу. И пусть ей не придет в голову, что майку кто-то мог украсть, куда она могла деться, уму непостижимо. Судя по чистоте и порядку в доме, можно с хорошей долей уверенности предположить, что мать на этом помешана. Стоит чему-то пропасть – непременно перероет весь дом. Как полицейская собака, прошедшая усиленную подготовку. И тогда она обнаружит несколько следов, оставленных в комнате ее любимого сына. Прекрасно понимая все это, Шахразада расставаться с майкой все же не хотела. И ее разум не смог убедить ее сердце.