— Что значит «несильно»? — недоумевает «кровник».

— Значит, чтобы из раны текло, но при этом я не умер, — ввожу его в ступор еще больше. Но я верю в парня — он разберется.

Быстро одеваюсь, опоясываюсь ножнами с навахой и возвращаюсь в зал. Морозовы с друзьями приветственно машут мне. Со стороны Паскевича, не считая телохранителей, пришла только Зина — сидит вся печальная и бледная. Сам Дмитрий уже топчется на арене и машет клинком. Княжич злобный как черт. И немудрено — ведь, по нашему уговору, сейчас ему придется извиняться передо мной прямо на глазах княжон Лопухиной, Меньшиковой и, конечно, Морозовой.

Не задерживаясь, я взбираюсь на арену. Вблизи могу рассмотреть рожу Паскевича во всей красе. Мда, ну и видок. Красные белки глаз, расширенные вены на лице и шее. И как вишенка на торте — на щеке багровый кровоподтек в форме тонкой ладони. Похоже, Маша врезала ему с усилением.

— Тебе бы сниматься в фильме ужасов, — бросаю взгляд на простой меч в руке княжича. — А папин клинок тебе в этот раз не доверили?

— Зачем ты их привел⁈ — орет Паскевич, указывая пальцем на улыбчивых княжон. — Мы так не договаривались!

— Мы никак не договаривались, — пожимаю плечами. — Извиняйся давай.

Я киваю Алисе с Василисой и Паскевичу мигом приносят микрофон.

— Я извиняюсь, — рычит княжич яростно. — Доволен?

— За что? — уточняю.

— За то, что обозвал тебя ничтожеством, — выдавливает он из себя.

— Ага, теперь повтори это еще девяносто девять раз, — киваю. — Или мне отказаться от боя?

Паскевич выдыхает воздух, набираясь терпения. Но деваться ему некуда. Раз уже принял «зверобой», то надо идти до конца. А иначе он просто зря посадит свои каналы. Хотя, по-моему, он в любом случае сделал страшную глупость.

— Я извиняюсь за то, что назвал тебе ничтожеством, — рычит Паскевич, как раненный бык. — Я извиняюсь….

До нас доносится смех барышень. Лопухина с Меньшиковой вовсю угорают над Паскевичем, только Маша с тревогой наблюдает за нами.

Паскевич багровеет от ярости, но продолжает повторять:

— Я извиняюсь за то, что назвал тебе ничтожеством. Я извиняюсь за то, что…

Пока он декларирует мантру, я через Дар сканера изучаю его энергетическое наполнение. Ого. Накопитель Паскевича буквально расперло вширь, и весь этот резервуар переполнен энергий. Каналы тоже разбухли, как толстые канаты, и сейчас они усиленно всасывают окружающую энергию. Представляю, насколько жуткий отходняк ему предстоит. Да зачем представлять — я и так знаю, благодаря памяти Мастера-Каменщика. Будет неделями лежать как овощ, а потом еще начнутся и долгоиграющие последствия: отторжение большого потока энергии и задержка развития. Страшная цена за полчаса драки. Стоит ли глупая месть всего этого? Видно, ответ для княжича Паскевича — да.

— Я закончил, Вещий, — рычит Паскевич.

— Еще пятнадцать раз, — возражаю. — Я тоже считаю. Надурить не выйдет.

Зыркнув яростно, он продолжает повторять, чем вызывает веселый смех барышень и хохот Морозова с Шереметьевым.

— Теперь точно всё, — Паскевич швыряет микрофон в сторону. — Начинаем.

— Не торопись, — я подхожу к микрофону и подбираю его. — Сначала ты дашь слово, что наш следующий бой состоится ровно через два дня.

— Что⁈ — удивляется он. — Зачем⁈

— Надо, — улыбаюсь. — Соглашайся — или я отказываюсь от сегодняшнего поединка.

— Но я же извинился! — вскрикивает Паскевич, сжимая кулаки. — Сто долбаных раз!

— Ты должен был, вот и извинился, — пожимаю плечами. — А я тебе ничего не должен. Поэтому соглашайся при свидетелях, — протягиваю микрофон, — что наш следующий бой пройдет через два дня, если ты и я переживут сегодня, конечно. Отказ по любой другой причине будет означать, что ты не дворянин и не мужчина. Повторяй дословно.

Паскевич уже чуть ли не дымится от бешенства. Он в безвыходном положении, а я этим откровенно пользуюсь. Ну а кто виноват? Нечего было жрать стероиды, а то поставил всё ва-банк, теперь вот и жуешь навоз.

Паскевич выхватывает у меня микрофон.

— Если мы оба выживем, наш следующий бой пройдет через два дня! — орет он. — Если же я не явлюсь на бой с тобой, то я не дворянин и не мужчина! Доволен, Вещий⁈ — он снова швыряет микрофон. — А теперь готовься сдохнуть! Третьего боя не будет!

Похоже, он и, правда, приготовился ударить.

— Судью-то подожди, — замечаю, и Паскевичу снова приходится утихомириться.

На арену поднимается судья. Он подзывает нас к себе, объясняет правила и велит отойти по разным углам. Затем счет до десяти и крик:

— В бой!

Гулять так гулять! Я сразу зачерпываю из пластырей огромную порцию энергии. Моментально кастую пси-конструкт и швыряю через всю арену. Но Паскевич не дремлет. Ледяной доспех покрывает его с ног до головы, одновременно он формирует атаку.

Мы бьем одновременно. Только я атакую раньше и его техника не успевает сформироваться в полную силу. Выглядит мой конструкт как большая лиловая клякса. В самого Паскевича она не попадает, но, честно говоря, я и не целился, потому что она мгновенно производит псионический взрыв. Баммм. Такая своеобразная пси-граната. Паскевич кубарем отлетает прочь.

И всё бы хорошо, но и мне нельзя стоять на месте. Со всех сторон летят осколки. И я как сайгак прыгаю и кувыркаюсь. Местами всё же прилетает — руки, плечи и ноги пробиты острыми кусками льда. Ерунда: я отключил болевые сигналы, «кровник» уже остановил кровотечение — ровно настолько, чтобы я не упал от анемии.

Прыжки приближают меня к Паскевичу. Он еще только встает на четвереньки. Пси-граната крепко шарахнула по нервам, но энергии у него еще три вагона и маленькая тележка.

— Су-у-ка! — вопит он, пытаясь скастовать новый град.

Но у меня-то нервы в порядке, и мой снаряд прилетает раньше. Очередная лиловая клякса детонирует и визг Паскевича разносится по всему залу.

Ага, опять пси-граната. А что, полезная вещь, только очень-очень трудозатратная, но не зря ж я пришел весь в пластырях. Энергии у меня хватит еще на несколько штучек.

Только теперь я обнажаю наваху. Вспыхивает поверх стали пси-клинок. Быстрый взмах, и лиловый гладиус бьет по шлему пытающегося оклематься Паскевича. Крик боли не заставляет ждать.

Следующие минут пять, не переставая, я его мутузю пси-клинком. А княжич