Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пусть дом видит.
Правильное было решение: идти до кладбища далеко и опасно, да и какие кладбища на войне? Могила у поля боя. Не братская — и то в радость.
Копать было тяжело: сплетения корней, старых и молодых не давали воткнуть лопату. Некоторые корни приходилось перерубать топором и выдирать из земли. Работали молча. Ушло на это почти два часа. Когда зашли в дом обессиленные и сели на лавку у печи при входе, тело Ивана уже было готово к погребению.
Наталья Авдеевна отрезала Диме и Станиславу по куску ржаного хлеба, положила на него по ломтю копченого кабаньего окорока.
— Ваня коптил. Угоститесь.
Вышли во двор, съели, запили водой из колодца, зашли обратно.
Понимание того, что сегодня уйти не удастся, пришло окончательно. Станислав стал осматривать избу. Икона в углу. Занавески вокруг неё чистые, белые. Небольшой комод, на нём тоже белая скатерть. Стол простой, деревянный, начисто выскобленный. Печь каменная, побеленная. В избе не ходят в обуви. Комнаты две, одна — гостиная, там, где печь и стол. Дверь во вторую комнату закрыта.
В гостиной наискосок, на двух табуретах, стоял наскоро, но крепко сколоченный гроб. В нём лежал Иван, одетый в чистую рубаху и штаны, с подвязанными крест-накрест на груди руками. Между пальцев догорала тонкая восковая свеча.
Странно было сидеть в этой комнате, но странным было всё — не должны они были сейчас находиться здесь, надо было рваться к Агами, пока группа не дошла за ними, успеть просочиться и исчезнуть, вот что надо было делать. Но Станислав необъяснимо не мог ступить ни шага отсюда и от этой женщины, сын которой не поместился поперек избы, и гроб с которым пришлось ставить наискось. Не мог и не собирался себя заставлять. Дима-Чума, говорливый всегда, тоже молчал.
Наталья Авдеевна не дала догореть свече, ловко затушила её пальцем, встала, перекрестилась.
— Похороним моего сына, мальчики.
Гроб вынесли, опустили в могилу на связанных полотенцах. Бросили по горсти земли, и Станислав почувствовал, что прощается с этим парнем, спасшим его, говоря с ним про себя как с родным и живым, что эти люди рядом — Наталья Авдеевна, Спира, Дима-Чума — тоже живые и родные, что их нельзя оставить, что их будут искать и придут убивать те, кто прислал сюда его, Станислава, и чей приказ он не стал выполнять. Не стал и неожиданно привёл в этот дом смерть. Знал, что смерть рядом, думал, что сможет жить с этим, такая у него работа и жизнь. Но сейчас он смотрел на смерть вблизи и не хотел больше водить её за собой.
Когда могила была готова, день едва пошёл на убыль. Наталья Авдеевна и Спира зашли в дом.
— Не будем мешать, — сказал Станислав Диме.
Тот постоял, помолчал. Сказал, то о чём оба думали:
— Далеко успеем уйти, если сейчас двинемся.
Стас ответил не сразу. Потом медленно произнёс:
— А не стоит ли здесь подождать?
— Может, и стоит, Трофим, — спокойно ответил Дима, будто не удивился совсем.
Чёртов лес, чёртовы карты. Чёртовы комары. Жара. Тропинка то есть, то нет, то овраг, то дерево огромное вдоль дорожки лежит, и обходи его. А обходить по лесу, где всё в валёжнике, овражках и кустах, дело несладкое. Зато на карте всё прекрасно. И идти недалеко. Игорь всё рассчитал: один бросок до перевала через сопки, там привал, еда, отдых полчаса и вперёд дальше. Засветло на месте, где потеряны сигналы четырех группы тюремного спецназа и слабо фиксируется один. В идеале группу беглецов перехватить на встречном курсе. Взять тёплыми.
— Не успеваем, не успеваем, — процедил Игорь в сторону поравнявшегося с ним Вадима.
— Ты не гони, Игорь, не гони. Темп дал слишком высокий. Тяжёлые же с нами, у них амуниция, оружие. Ты их загонишь, а им воевать ещё.
— Пусть бегут, зря, что ли, только тренируются и жрут. Ничего же больше не делают, — зло бросил Игорь.
— Тяжёлые — как пистолет: один раз пригодится, значит, не зря всю жизнь с собой таскал. Много таких молодых тяжёлым дерзили, а потом за их спины прятались, когда настоящая работа начиналась. Бывало, что и за мёртвыми уже лежали и прятались. Так что ты думай, что несёшь. Лес чужой, карты врут, не тренировка это. Не заигрывайся, парень, — резко, урывками, с паузами на вдохах, проговорил Вадим.
Устал сдерживаться. Да и беговой темп тяжеловат для него, видно. Дышит тяжело, голову вешает на грудь.
— Не ной. Я старший. До перевала дойдём, там подумаем, — бросил Игорь.
Вадим выругался и отстал, потрусил позади спецназовцев. Но дойти всё не получалось. Сначала впереди обнаружили группу, шедшую им навстречу. Рассеялись, заняли позиции. Сердце у Игоря застучало жарко — неужели сам в руки идёт? Нет, оказалось, селяне с тюками контрабандного товара — мехами каких-то лесных зверей. Пропустили, не до них. Потеряли полчаса. Потом тропинка уткнулась в болото. Весна была тёплой, ручьи поднялись и затопили всё больше положенного. Шли по кочкам, ощупывали дно перед собой шестом. Игорь шёл первым. Ещё полчаса. Через два километра тяжёлые потребовали отдыха. Вадим еле успокоил.
Стало заливать раздражение. Чужой лес, прав этот алкоголик, совсем чужой, и всё вокруг жужжит и кусает, ботинки непромокаемые чавкают изнутри, надо бы остановиться, привести себя в порядок, но некогда.
— Идём, идём, — гнал Игорь.
Тренированный, сильный. Бойцы позади начали ворчать. Пусть ворчат. Так до вечера никуда не доберёмся.
И не добрались. К перевалу пришли уставшие, чуть затемно. Тут оказалось, что сопки пусть и мелкие, а отвесные, камень на них неустойчивый, тропы круты и опасны. Тяжёлые посовещались и потребовали остановиться на ночь здесь. Игорь попробовал вяло сопротивляться:
— Ну хотя бы перейдём давайте. Потратим час, как максимум. Встанем на той стороне. Не у подножья же разбиваться. Сверху как на ладони будем.
Посовещавшись, решили наверху выставить посменного лёгкого часового. Игорю выпала предпоследняя смена, перед рассветом. Он любил эти часы, это немного успокоило. Принялся помогать разбивать лагерь. За рутинной работой напряжение спало, начали шутить.
Подошёл Вадим. Сказал примирительно:
— Игорёк, завтра сложнее будет. И стрелять придётся. По-братски прошу, не гони парней.
— Ладно, — нехотя согласился Игорь. — Понабрали физкультурников.
Вадим покачал головой, хотел было ответить, но развернулся и ушёл.
За полночь Станислав вышел из дома, где ему было постелено. Спира спал на сеновале. Надо было сменить Диму в дозоре, выставленном на повороте от тропы, по которой они шли все эти недели, к хутору.
Двор встретил